Чума в Бедрограде

И если взять себя в руки, опыт подсказывает: выпутаться можно из почти любой ситуации. Есть способы, есть отработанные приёмы, есть совсем уж экстренные лазейки, есть — но нельзя доводить до того, чтобы они в принципе шли в ход.

Андрею было страшно.

— Дай глянуть, — потянулся за папкой с анализами Соций. — Четверть, говоришь?

Соций не имеет специальной медицинской подготовки, никто в Бедроградской гэбне её не имеет — кроме самого Андрея. Но все в Бедроградской гэбне имеют мозги, а девять дней чумы и годы планирования этих девяти дней волей-неволей заставят любые мозги научиться хоть что-то понимать в бумажках из лабораторий.

Андрей отдал папку, обхватил себя зябко за плечи, невольно чуть отвернулся, забыл отнятую у Бахты сигарету в пепельнице.

Он так надеялся, так надеялся, что сегодня из лабораторий придут нормальные результаты и все прежние трупы можно будет счесть случайным фактором. Или не случайным — пусть неслучайным, пусть хотя бы объяснимым!

Леший.

— Как у тебя? — обратился Бахта к закопавшемуся в бумажки Социю, пока сам шарил по ящикам.

Бахта ищет Андрею выпивку?

Спасибо, трогательная забота, да только не поможет. Вчера вон тоже напились джина и пошли напролом — говорить с Молевичем. Наследили наверняка. Уже по дороге обратно Андрей сообразил, что на нём была насквозь продушенная рубашка — некогда было утром менять на свежую, просто полился парфюмом и забыл. А Охрович и Краснокаменный наверняка заметили следы посторонних запахов.

Беда вроде невелика: с Молевичем ведь ничего дурного не делали, даже не склоняли особенно на свою сторону. Не били. В кои-то веки пошли поговорить — и поговорили, а не как обычно.

Но (и снова — «но», «но»!) всё равно неприятно, если Охрович и Краснокаменный таки догадались, что у них в квартире побывала Бедроградская гэбня, — надумают же всякого, чего и близко не было.

Ничего не было, а то, что было, — бесполезно, бесполезно, бесполезно! Откуда бы Молевичу что-то знать?

Его не было на встрече гэбен, он, видимо, не в курсе результатов встречи с Дмитрием Борстеном, которая обернулась явлением 66563, — Молевич только от Бедроградской гэбни и услышал про то, что с заражением дома завкафа не всё так просто, как ему казалось.

Само собой, дом завкафа заражал не Молевич, что он тут же самолично и подтвердил.

Само собой, само собой.

Андрей не хотел этого похода к Молевичу, пытался отговорить Соция, но того страшно заело. Да и Бахта поддержал идею: если можно предпринять хоть какие-то действия, почему нет-то? А уж когда в институте госслужбы обнаружился Гошка — живой и стращающий курсантов проверочкой знаний служебных инструкций и навыков стрельбы прямо тут, в коридоре, — противиться стало уже совсем бесполезно.

Гошка посмотрел на них троих со злым весельем, которое накрывает его в самых непростых рабочих ситуациях, и сказал: «К херову Молевичу? А поехали!»

У Гошки от Молевича всегда крыша немного едет, что и понятно — после истории-то с появлением Университетской гэбни.

Но не было, не было вчера толку от Молевича. Не знает, не думал, благодарит (ах, какие нежности!) за возможность взглянуть на события с другой стороны. Просит позаботиться о завкафе (кто бы вообще знал, что университетские с обнаруженным завкафом сделали, но допустим). Будет сам гадать, кто мог заразить проклятый дом.

Ну удачи Молевичу в угадывании.

Андрея буквально-таки передёрнуло от раздражения на всю эту бессмыслицу, нелепицу, невыносимую чушь.

Бахта сунул ему под нос кофейную чашку, от которой несло не только кофе, но и алкоголем, и Андрей таки вернулся к нынешней беседе, стал снова различать слова.

Что не означает, что кофе, пусть и с алкоголем, — не омерзительнейшая проевропейская дрянь. Омерзительнейшая.

— …заткнуть метелинский завод легко, они хотя бы не тратились на транспортировку товара, — не отрывая глаз от бумажек из лаборатории, объяснял Соций. — Да и вообще он наш, мы первые и теряем в деньгах из-за их невыполненных контрактов, так что руководство пусть засунет себе в жопу свои предъявы. Но сегодня Порт не пустил составы из Средней Полосы, у которых были жёсткие даты. И они там взвыли. Но блядь, кто ж упомнит, что Старожлебенский Машиностроительный финансировался в последний год не Средней Полосой, а из кармана Столичного региона! Блядь. И прям с этой партии они должны со Столицей расплатиться турко-греческими деньгами.

— Ох ебать, — хлебнул приготовленного для Андрея кофе Бахта.

— Не переебать, — согласился Соций. — Я пока послал Старожлебинск усердно юбилеить и с экспортными вопросами в преддверии такого великого дня не приставать, но они очухаются в лучшем случае послезавтра. В худшем — уже послали сведения о простое в Столицу.

— Если ещё и Столичная гэбня начнёт вынюхивать, почему Порт под блокадой, мы погибли, — схватился за голову Андрей.

— Так уж прям «погибли»! — посмеялся Бахта. Нервно посмеялся: сам знает, столичные всегда рады Бедроградской гэбне ещё пару сантиметров могилы выкопать.