Чума в Бедрограде

Андрей посмотрел на него осуждающе.

— Ты неправ. Иммунная сыворотка, которую получил Смирнов-Задунайский в 76-м, содержала кровь. Кровь, изменённую сильнейшим воздействием твири. Наше лекарство тоже содержит кровь — что, кстати, далеко не единственное его структурное сходство с той самой сывороткой.

— Но достаточное ли для того, чтобы говорить о каком-либо сходстве болезней через сходство методов борьбы с ними? — подключился Соций.

— Наверное, — растерянно ответил Андрей. — Мне так кажется, мне казалось так с тех пор, как я вообще услышал, что у Шапки якобы было сырьё. Но я не углублялся: времени не было на дополнительные исследования, да и вы все дружно обозвали меня параноиком.

И теперь всё катится к лешему.

— Ну и что это означает на практике? — осведомился Гошка, демонстративно поглядывая на часы.

— Всё, что я могу сейчас сказать точно, — попробовал совладать с мрачными предчувствиями Андрей, — так это то, что степная чума вытворяет с кровью странные вещи. Непонятые, кажется, до сих пор. У заражённых степной чумой с составом крови леший знает что творится, а та самая иммунная сыворотка 76-го года вроде бы могла кое-как эти процессы блокировать. Насколько мне известно, как раз благодаря крови — крови человека, которого неочевидным способом предварительно накачали твирью. Медицинская гэбня не смогла разобраться, что к чему, и именно из-за этого компонента препарат так и не сумели повторить в лабораторных условиях. Степная чума отступала только перед совершенно конкретной, особенной кровью. Которую было не заменить ни обычной донорской, ни синтезированной, — Андрей нервно сглотнул, в недоумении воззрился на окурок у себя в руке, помялся, но всё же закончил мысль: —  Получается, если вирусы и в самом деле родственны, наш сумасшедше высокий процент летальных исходов среди тех, кто получил лекарство, действительно может быть связан с использованием искусственно синтезированной сыворотки крови. В ней… чего-то не хватает. Чего-то такого, что вырабатывается в живом организме при специфическом контакте с твирью. Неучтённый фактор, можно сказать… человеческий…

Андрей сам прекрасно знал, как это глупо звучит. Любой «человеческий фактор» воспроизводим в пробирке, это известно, это доказано — одни алхимические печи для выпекания людей чего стоят!

Только чтобы было, что воспроизводить, нужно с самого начала обладать исчерпывающими исходными данными.

А их нет. И Андрей — единственный, кто в полной мере понимает, почему их нет.

— Но не стопроцентно же помирают! — вклинился Бахта. — Значит, наша формула лекарства хотя бы не полное фуфло.

— Ещё бы, могло быть хуже, — сумрачно усмехнулся Соций. — Андрей, дай лабораториям задачку поковыряться в том, что у нас вместо групп крови естественнорождённых. Сходится ли этот параметр у имеющихся трупов или типа того. Наудачу тыкаем, но вдруг.

— Да, разумеется. Там и не только это может быть, я сейчас же позвоню и скажу, что надо ещё раз приглядеться к крови, к синтезированной сыворотке… У нас должен был остаться образец лекарства от Шапки, имеет смысл посмотреть, какой конкретно синтез использовал он. Его лекарство на тестах не выдавало никаких нежелательных результатов, — возможно, зацепка как раз в способе синтеза. Способ, если он из перечня, утверждённого Медкорпусом, — это сугубо производственная частность, на неё давно никто не обращает внимания. Но незначительные расхождения в конечном составе есть, обычно они не играют никакой роли, хотя если наш вирус с кровью в таких же непростых отношениях, как степная чума… Короче, я сейчас же выдам указания, куда копать.

У Андрея в голове сам собой включился деловой режим, в котором любая проблема перестаёт быть проблемой и становится задачей. Он связывался с лабораториями, надиктовывал торопливые инструкции и задавал вопросы, больше не чувствуя удушливого страха.

Удушливый страх решил пока подождать.

Удушливый страх дал Андрею облачиться в мундир и пристегнуть наплечник. Сесть за руль и завестись. Тронуться и начать какую-то беседу о предстоящей встрече с остальными головами своей гэбни.

Удушливый страх очнулся от спячки делового режима только тогда, когда кто-то вслух пожалел, что откинувшегося папашу Ройшевой девки так и не допросили на предмет того, как же выглядел этот упомянутый им в числе главных действующих лиц Дмитрий Борстен.

Удушливый страх шепнул Андрею: «Смирнов-Задунайский, степная чума, Колошма».

Ворота склада скрипнули, послышались смешки и какой-то ор.

Андрей поморщился: вечный университетский балаган, не могут даже на последние переговоры прийти нормально, как взрослые люди.

Бахта, Соций и Гошка тем не менее улыбались. Бахта — с весёлым любопытством (что они там выкинут на этот раз?), Соций — с мрачным удовлетворением (ну наконец-то пришло время разобраться!), Гошка — с нездоровым каким-то блеском в глазах, который Андрей не мог перевести.

Андрей уже второй день не мог перевести ни один взгляд Гошки.