Чума в Бедрограде

Охрович и Краснокаменный напоминали идиотов из, хм, детского спектакля. Андрей сначала не поверил своим глазам: головы гэбни, пусть и временно отстранённые, в полноценных театральных костюмах — собак? птиц? чего-то среднего? Да ещё и омерзительно яркого, буквально слепящего розового цвета. Бесконечные искажающие пропорции складки, капюшоны с клювами и ушами, функционально бессмысленные хвосты, имитация когтей на рукавах и штанинах. И крылья. То есть наплечники. То есть крылья, но одна пара на двоих. Обтянутый тканью каркас, закреплённый с лёгким наклоном вниз относительно линии плеча — левого плеча Охровича и правого плеча Краснокаменного. Даже удивительно, что им хватило мозгов не приковываться друг к другу дополнительными средствами и остановиться на чисто визуальной иллюзии общих крыльев. Но всё равно подобный «наплечник» расширяет фигуру вбок больше, чем на полметра, — в случае, если понадобится обороняться, им будет очень и очень неудобно. С другой стороны, под такой костюм можно надеть леший знает чего — и ни одна пуля не возьмёт.

Кроме той, что в голову.

Андрей с Института госслужбы выучил, что правильно исполненное баловство с внешним видом может быть эффективным. Главная цель — дезориентация противника. Даже обычные наплечники — не просто знаки отличия: у гэбни, например, они вполне работают как простейший приём психологического воздействия. Сидящие на допросе в ряд четыре непохожих человека с одинаково нефизиологично скошенными влево силуэтами — это, разумеется, ерунда и мелочь, но ерунда и мелочь, обеспечивающая у допрашиваемого первичный дискомфорт на уровне восприятия, что небесполезно.

Охрович и Краснокаменный своими костюмами из детского спектакля доводят этот принцип до абсурда. Восприятие, впрочем, действительно затрудняется. Слепящий розовый цвет и крылья — это не совсем то, что ожидаешь увидеть на неофициальных, но всё-таки переговорах. Сбивает настрой, рассредоточивает внимание.

Настолько рассредоточивает, что Андрей не сразу заметил ещё одного человека, который вошёл на склад одновременно с Охровичем и Краснокаменным.

Крыльев (или хотя бы багровых линий на практически обнажённом теле) у него не было — в глаза не бросался. Как только бросился, Андрей едва вслух не выдал что-то вроде «ну вот, а вы мне не верили!», но одёрнул себя, сдержался.

Четвёртым представителем реальной университетской власти на переговорах был-таки Дмитрий Смирнов-Задунайский.

Он же — по всей видимости, которую теперь нелепо отрицать, — Дмитрий Борстен с медфака и Дмитрий Ройш из Медкорпуса.

С прошлой субботы, с того самого момента, как фаланги задержали Андрея и предъявили досье с фотоснимком Дмитрий Ройша, он подозревал, что Смирнов-Задунайский жив. Жив и в Университете. Это была такая бредовая, такая навязчивая и столько раз опровергнутая за последние пару дней мысль, что сейчас, когда она таки подтвердилась, ничего, кроме «а вы мне не верили», у Андрея на этот счёт не осталось.

Ну да, Смирнов-Задунайский. Ну да, человек, на котором Андрей семь лет назад последний раз крупно споткнулся в профессиональном плане: совершил не в то время и не в том месте массу неоправданных глупостей, и за эти глупости Андрею уже не единожды прилетало. Ну да, вот он — и что?

Что?

Удушливый страх пока не хотел отвечать.

Андрей с гораздо бóльшим интересом наблюдал за Социем, крайне недобро вперившимся сейчас в 66563.

— Без обид, командир, — заметил 66563 его реакцию, уже усевшись за переговорный стол.

— Наебал-таки, — громыхнул Соций. — Ещё и смертями новобранцев зубы заговаривал как последняя падла!

— Не как падла, а честь по чести. Сам знаешь, командир: делай что хочешь, а новобранца вытащи. Ну вот я и.

— Да только твоя кассахская шлюха в эту категорию давно не попадает, — чуть тише и чуть злее отозвался Соций.

— Для кого как, — нагло ухмыльнулся 66563.

— Нахуя пиздел? Всё равно вы с шансами уедете отсюда на гробовозке.

— Лучше сегодня, чем вчера, — ещё шире заухмылялся 66563.

Прекрасное, просто отличное начало переговоров.

Андрей скривился. Ни он сам, ни Бахта, ни Гошка в разборки Соция с 66563 встревать не хотели. Вряд ли совсем осознанно, но, в конце концов, все же слышали запись с несчастной вчерашней встречи, переполненную до краёв размазыванием соплей по армейским дням.

И видели, кстати, тоже.