— Андрей — как вас, леший, всё забыл уже! — Эдмундович, — 66563 вздохнул не менее тяжко, — это вы чего-то не понимаете. Вы даже не гэбня Международных Отношений, откуда вам знать, кто у кого что и как ворует. Медкорпус — любимая добыча всех европейских разведок. Тем, кто притащит в Европы какую-нибудь хуйню из Великого и Ужасного Медкорпуса, прощаются многие и многие грехи, не говоря уже о противоправных действиях. Вы уверены, что способны поддержать умозрительную дискуссию о гипотетических путях контрабанды на должном уровне?
Андрей скривился и хотел уже что-то сказать (сказки про контрабанду глотать он не собирался: он не служил в гэбне Международных Отношений, зато служил когда-то медицинским ревизором!), но его опередил Соций. Молодец, вовремя среагировал — университетским, а уж 66563 в первую очередь, только дай повод увести переговоры в дебри бессмысленной болтовни о том, кто на что способен.
Подальше от насущных дел увести.
— Ты лучше вот что скажи, ёбаный специалист по контрабанде, — Соций звучал всё ещё зло и разочарованно, но переговоры в верное русло направил с лёгкостью, — ты между Портом и Университетом связи налаживал?
— Я, — покорно кивнул 66563. — В — дай подумать — семидесятом, что ли, году. Малолетнего Максима — то есть Молевича или как вы его зовёте — кое к кому за ручку водил. В личных педагогических целях.
Соций недоверчиво нахмурился, дав повод разинуть пасти Охровичу и Краснокаменному:
— Нет, вы не хотите уточнять, что такое «личные педагогические цели»!
— Точно-точно не хотите, клянёмся!
— Вы серьёзные люди.
— Профессионалы в своём деле.
— Вам ни к чему развращать свои профессионально зачерствевшие души нашими историями большой и чистой любви всех со всеми.
— Мы не ведаем формул препаратов и служебных инструкций нормальных гэбен, а вы не ведаете сути драмы человеческих взаимодействий.
— И в этом разница.
— Не нивелируйте её, пожалуйста.
— Если это произойдёт, про наше противостояние не напишут радиопьесу.
— Для соблюдения жанровых особенностей вы должны быть бесчувственными злодеями, у которых всё путём на службе.
— А мы — криворукими недотёпами с золотыми сердцами.
— Не выходите за рамки отведённой вам роли, а то весь сюжет развалится.
Андрей поморщился: опять, опять они уводят от темы! Если они что-то и умеют, так это уводить от темы. Проклятые университетские преподаватели же — все как на подбор.
То есть как раз не все —
Андрей расслабил мышцы, опустил плечи, задумался о текущем выражении своего лица и всё-таки посмотрел на Смирнова-Задунайского впервые с момента его появления на складе.
Стол для переговоров был такой же, как позавчера на встрече гэбен — чтобы с обеих сторон могли рассесться по четыре человека.
Охрович и Краснокаменный, единственные присутствующие головы Университетской гэбни, устроились по краям напротив Соция и Бахты, как они и делали это всегда. Очевидно, для поддержания иллюзии привычной официальности (привычная официальность в розовых костюмах не то птиц, не то собак!).
66563, само собой, многозначительно плюхнулся перед Гошкой. Им сегодня есть о чём поговорить взглядами, все это уже осознали.
Для Смирнова-Задунайского просто не нашлось другого места, кроме как напротив Андрея.
Всё это время Андрей делал вид, что ему чрезвычайно важно следить за мимикой и пластикой 66563, который практически единолично вёл переговоры.
Пришло время перестать нервничать и узнать уже, что нынче представляет собой погибший в 76-м году Смирнов-Задунайский.
— …это несерьёзно, — посмеялся над чем-то 66563.
Андрей не услышал, над чем.
Андрей вовсе выключился из разговора.
Андрей смотрел на Смирнова-Задунайского и мысленно повторял про себя: «Это несерьёзно, несерьёзно, несерьёзно».
Несерьёзно так реагировать на месте Андрея.
Он же всё знает про психологическое воздействие вообще и про эксцентричные приёмчики Университета в частности, он же давно не ждёт от них ничего, кроме таких вот приёмчиков, но —
Но на Смирнове-Задунайском поверх голубой рубашки гэбенный наплечник. Такой, на тон темнее, чем у Андрея. На тон темнее, чем у Андрея
Наплечники Бедроградской гэбни немного, но отличаются от наплечников гэбни Колошмы.
Где-то далеко-далеко, на грани слышимости Охрович и Краснокаменный возмущались какой-то реплике Бахты:
— Бросьте свою порочную затею.
— Мы не для того сюда пришли.
— Посмотрите на наши плюшевые грифоньи шкуры и подумайте, для чего мы пришли.
— Мы весь день без сна и отдыха кроили и кромсали наши плюшевые грифоньи шкуры.
— Вы же не собираетесь доказывать нам на практике, что это было зря?
— А то следующим нашим швейным подвигом станет кройка и кромсание кожаных шкур гэбни города Бедрограда!
Болтовня Охровича и Краснокаменного отрезвляла. Вот если бы они сейчас начали наперебой рассказывать, как весь день без сна и отдыха перекрашивали наплечник, например, Молевича в нужный тон!