Чумная экспедиция

Служитель принес мундир и штаны Архарова, поставил к его ногам сапоги. От всего имущества нестерпимо воняло.

– Ничего, зато живы останетесь, - утешил доктор.

Вскоре явился тонкий узкоплечий юноша в кафтанище с чужого плеча, белобрысый, почти безбровый, росточка малого, на вид подросток. Он принес стопку бумаги, чернильницу и перо - за собственным ухом.

Странно даже было, что здоровенных мужиков чума загоняла в могилу, а это дитя выжило. Смущен юноша был беспредельно, и всякому было понятно - ощущает неловкость за то, что вообще на сей свет явился. Но сказал, что звать его Александром Коробовым, а лет ему двадцать четыре.

– Давай пиши, - тут же приказал Архаров. - А ты, братец, ему посвети.

Студент располодил свое хозяйство на лавочке и, скрючившись в три погибели, изготовился писать.

– Искомай за рябой оклюгой, - внятно продиктовал Архаров. - Есть? Почунайся дером от масы.

Студент поднял голову.

– Записывай, не ленись, - одернул его доктор Вережников.

– Я не ленюсь. «Дером» - через «есть» или через «ять»?

Архаров (как всегда, неожиданно для зрителей и слушателей) расхохотался.

Он вообразил себе гнусавого мортуса Ваню, решающего вопрос о правописании в байковском языке.

– Как напишешь, так и ладно, - успокоил студента доктор. - Возьмите его, господин Архаров, в судах секретари и того хуже пишут, а дело разумеют.

– И из каких же ты, Коробов? - спросил Архаров.

– Из разночинцев.

Архаров поглядел на доктора, словно бы задавая вопрос: это как? Есть дворяне, есть мещане, есть крестьяне. Есть духовное сословие. А разночинец кто такой? Промеж них всех болтается, как дерьмо в проруби?

Будучи в Петербурге всего-навсего исполнительным офицером, он и не знал, что слово уже введено в документы. А сейчас ему сделалось любопытно.

– Меткое словечко. Оно одно людей разного звания объединяет, - отвечал Вережников. - И государыне нравится, она его все настойчивее в обиход вводит. Да я и сам - разночинец.

– Давно ли? - спросил Архаров, имея в виду государыню.

– Вообще-то, сдается, давно. Есть какой-то указ о тех, кто незаконно пишет себя в дворянстве, еще при царице Елизавете его огласили, так там вроде пытались разобраться, кто такие разночинцы. Наверно, с того времени государыня слово знает. А потом еще университетские бумаги. Там вроде граф Шувалов совсем красиво изволил выразиться: разночинцы есть образованные простолюдины. Но это давно было, в пятьдесят пятом, как университет заводили.

Вот тут бы Левушка точно помянул всуе древнюю историю. Архаров этой науки не понимал - дай Боже управиться с новыми законами и с новым начальством, куда еще старые помнить…

Он взял листок бумаги с поддсохшими чернилами. Написано отчетливо, ни единой кляксы. Взять, что ли, бедолагу? Ишь как смотрит, и податься ему некуда…

Крайне редко Архаров жалел людей. Чаще на них непутем обижался или же сердился. И тут сперва сказал себе было, что таких жалобных разночинцев нужно на годик-другой определять в армейские полки, чтобы сделались мужчинами. А потом возразил - да куды с таким росточком и с девичьим личиком? Карабина не поднимет.

– По-французски разумеешь?

– Немного, больше по-немецки. Могу читать на аглицком.

– И чему ж тебя профессора в университете учили? - спросил Архаров.

– Астрономии! Геометрической и физической! - первым делом вспомнил студент, и тут его опущенные долу голубые глаза явились наконец, распахнулись, засияли, и в них обозначилась безмолвная, но восторженная похвала сей науке. Сразу можно было уразуметь - ничего важнее для Саши Коробова в свете не было. Архаров вздохнул - на его взгляд, как раз ничего бесполезнее не было.

– Это все для досуга, - наконец сказал он. - А мне нужно, чтобы было кому письмо продиктовать, бумаги мои соблюдать в порядке и что положено подшивать вместе. И со мной чтоб всюду.

– Я могу, - пообещал студент.

– Собирайся, поедешь со мной. Много добра не бери, тебя сзади на круп возьмут.

– Да какое у него добро, - сказал доктор. - Мы его третьего дня отпустили, он до дома дошел, а дома-то и нет. Граф распорядиться изволил, чтобы опустевшие дома считать выморочными и жечь. Что на нем - то и его добро.

Архаров с неудовольствием поглядел на свое приобретение - одевай-обувай его теперь… Да и куда селить - пока непонятно, у Еропкина и без того не повернуться. Однако на попятный не пошел. Проще раздобыть для парня шитый золотом кафтан с бриллиантовыми пуговицами, чем самому заниматься отписками.

Меж тем Вережников велел позвать служителя и предупредил, что Архаров забирает Сашу.

– Нам люди нужны, а тут человека забирают, - сварливо возразил служитель. - За больными ходить некому.

– Вот к кому обращайся, - Вережников показал на Архарова.

Служитель увидел в свете факела золотой галун на гвардейском мундире и на треуголке, поблескивавший эфес шпаги, и обращаться раздумал.

– Объявлено же, что коли к вам наймется крепостной, то сразу получает свободу, - напомнил Архаров. - Дивизиями, полками должны к вам идти.

– Может, на Ивановской площади объявлено, до нас еще не донесли.

– Вот черт… Я велю прислать вам орловский указ, пусть прочитают на людном месте.