Чумные ночи

Свобода проявилась прежде всего в разнообразии и изобилии газет, журналов и книг. Именно тогда стамбульцы узнали, что некоторые французские романы, читанные ими «в период абсолютизма», были переведены для Абдул-Хамида. Тогда же на отдельных переизданиях стала появляться соответствующая пометка, но в широкую практику это вошло после установления Республики.

Автор этой книги не может не задаться вопросом: почему, несмотря на свободу, некоторые романы продолжали печатать в цензурированном виде? Причин, по нашему мнению, было три. Во-первых, издатели поддались лени. Во-вторых, за минувшие годы переводчик мог отойти от дел, а рукопись перевода – потеряться. В-третьих же, некоторые фрагменты, вызывавшие неудовольствие Абдул-Хамида, такие, например, где содержались критические высказывания в адрес ислама или турок, не могли понравиться и новым правителям. Прибавим, что обычай с негласного одобрения властей убивать на улицах журналистов и писателей, не изжитый в Стамбуле и по сей день, возник именно тогда, сто с лишним лет назад, с приходом так называемой свободы.

Конец Османской империи приблизила война, объявленная ей в 1911 году Италией, которая желала с одобрения Англии и Франции прибрать к рукам Ливию. (Подобно Абдул-Хамиду, младотурецкое правительство согласно было сдать Ливию без боя, лишь бы над ней по-прежнему развевался флаг империи.) В ходе войны итальянцы, чей флот в семь-восемь раз превосходил мощью османский, оккупировали Родос и еще двадцать с лишним крупных и мелких островов, известных на Западе как архипелаг Додеканес. Самое отчаянное сопротивление оказал гарнизон Родоса. Что же касается Мингера, то он, благодаря действиям прозорливого президента Мазхара, который смог удачно распорядиться имевшимися у него на руках картами, без единого выстрела обрел новый статус, гарантирующий его Независимость.

Греки, составлявшие значительное большинство населения захваченных итальянцами островов, ничего не имели против оккупации, поскольку новая власть была для них предпочтительнее османской, которая не могла уже толком поддерживать закон и порядок и до сих пор (через столько лет после Танзимата!) по-прежнему облагала христиан более высокими налогами, чем мусульман, выискивая для этого различные предлоги. (Например, христиане не имели права служить в армии, но при этом платили особый налог за освобождение от воинской повинности.) Маленький островок Кастелоризон находился слишком далеко на востоке и потому избежал оккупации, однако греческая община, составлявшая девяносто восемь процентов населения острова, обратилась к итальянцам с просьбой принять и его в состав своих владений.

Итальянское королевство быстро выиграло войну (вошедшую в турецкие учебники как Триполитанская), в ходе которой, между прочим, впервые в истории была применена бомбардировка с воздуха. По мирному договору, подписанному в швейцарском городке Уши, Ливия переходила под контроль Италии. Итальянцы же должны были вернуть османам острова Додеканес – но тут началась новая война, Балканская[171].

Видя, что Османская империя распадается, а ее армию очень легко одолеть, балканские государства сговорились разделить ее европейские владения. Таким образом, империя снова оказалась в состоянии войны с Грецией. Люди, составлявшие османское руководство, не сомневались в очередном поражении и предчувствовали, что все острова, принадлежащие империи, могут в скором времени войти в состав Греции. С этой точки зрения, вероятно, лучше было пока оставить их во владении итальянцев, а вернуть назад когда-нибудь после. Так и вышло, что после полного вывода османской армии из Ливии Стамбул дал понять Риму, что итальянские войска могут остаться на островах Додеканес.

В те самые дни, в сентябре 1912 года, президент Мазхар подписал в Ханье тайный договор с Италией. К тому времени (а всего его правление будет продолжаться тридцать один год) он уже подавил с помощью тюрем и трудовых лагерей всю оппозицию, как либеральную, так и националистическую (греческую и турецкую), и создал сильную армию. Два раза в год он принимал военный парад, стоя на балконе президентского дворца (бывшего Дома правительства) и приветствуя свое войско, пока площадь не покидал самый последний взвод. Повсюду на острове можно было увидеть фотографии, статуи и прочие изображения Командующего и Зейнеп: на лотерейных билетах и денежных купюрах, на обувных коробках и винных бутылках, на пакетах с сушеным инжиром и автобусных остановках.

Поднявшись на борт единственного мингерского военного корабля, чтобы отправиться на Крит для участия в переговорах (организованных в том числе и англичанами), президент Мазхар заявил сопровождавшим его лицам, что теперь наконец по прошествии одиннадцати лет Независимость Мингера будет признана всем миром. Хадиду, второму человеку в государстве, пришлось затратить немало усилий, чтобы убедить влиятельных мингерцев, в особенности «подлинных», тех, кто в повседневной жизни говорил по-мингерски, смириться с необходимостью подписания вышеупомянутого договора.