Чумные ночи

В 1950-е годы, возвращаясь с прогулки домой, мы с мамой всем своим существом ощущали присутствие на холме, слева от проспекта, господствующей над городом гробницы Командующего Камиля, но ни в фаэтоне, ни дома о нем не говорили. А вот в начальной школе имени Камиля и Зейнеп, куда я начала ходить в 1956 году (мимо нее фаэтон тоже проезжал) и где портреты Командующего висели в каждом классе и были напечатаны в каждом учебнике, о нем говорили все время.

Сто двадцать девять мингерских слов Командующего Камиля и предложения, которые можно из них составить, я затвердила наизусть еще до школы. Поэтому в первом классе я очень быстро научилась читать по-мингерски. К концу первого школьного года я с помощью купленного мамой маленького словарика выучила еще двести пятьдесят мингерских слов, которых не слышала прежде ни от Рины, ни от детей на пляже. Бо́льшая часть моих одноклассников тем временем еще не вполне освоила алфавит.

Осенью 1957 года, когда я перешла во второй класс, учительница, видя, насколько мой словарный запас богаче, чем у всех остальных детей, пересадила меня за первую парту и разрешила листать мой маленький словарик (большой еще не составили).

Однажды, когда в класс зашла дама-инспектор, раз в год без предупреждения наносившая визит в школу, учительница вызвала меня к доске и спросила, что я выучила в последнее время. Я назвала древние мингерские слова и перевела их: «тьма», «газель», «ледяная гора», «желоб», «обувь», «тщетно». Значения некоторых слов, как мне думается, не знали ни крашенная в блондинку гостья, ни учительница.

Однако, когда инспектор попросила меня составить из слов предложение, я растерянно замолчала. Мне вспомнилось, как радостно бегали по площади, составляя предложения, мальчики и девочки в День независимости. Вне себя от смущения, я подняла взгляд на фотографии Командующего Камиля и Зейнеп, висевшие над доской. Какие они были молодые и красивые! Когда-то давно они заговорили на этом языке в темной кухне и благодаря этому спасли сначала его, а потом и нацию от исчезновения. Я была так благодарна им за это! А за себя мне было стыдно.

Увы, я не могла думать по-мингерски и сны видела на турецком языке. (Потому и эту книгу я написала по-турецки.) Уловив мою заминку, инспектор обратилась к учительнице: «Составьте вы!» Та начала было что-то говорить, но не докончила предложение и замолчала. После паузы она посмотрела на инспектора, ожидая, что та докончит предложение сама, но, к сожалению, не удалось этого сделать и нашей гостье.

Впрочем, инспектора это не очень огорчило. Она начала задавать мне вопросы:

– Кто был вторым президентом Мингера?

– Шейх Хамдуллах!

– Какое слово Зейнеп и Камиль первым делом вспомнили, когда встретились на кухне?

– Аква, вода!

– Когда были провозглашены Свобода и Независимость?

– Двадцать восьмого июня тысяча девятьсот первого года.

– Кто автор картины, изображающей бронированное ландо на пустынных улицах в ночь после провозглашения Свободы и Независимости?

– Художник Таджеддин. Но сначала эта картина возникла в воображении мингерской нации!

Мои ответы произвели на инспектора такое сильное впечатление, что она поцеловала меня в лоб, а потом сказала: «Доченька, если бы великий Командующий Камиль и Зейнеп могли услышать тебя, они бы тобой гордились и поняли бы, что мингерский язык и мингерская нация живы!» (В ее словах не было пренебрежения к жене Командующего: в 1950-е годы мингерцы всегда называли ее только по имени, словно героиню легенды.)

Эту похвалу инспектор-ханым произносила, подняв глаза на фотографии первого президента и его супруги. Потом она повернулась ко мне и сказала: «Королева Пакизе тоже гордилась бы этой маленькой мингеркой!»

Из ее слов я поняла, что инспектор, как и большинство жителей острова, уверена, что моя прабабушка королева Пакизе давно уже умерла, и не знает, что я дочь ее внучки.

Дома мама выслушала мой рассказ с улыбкой, но предупредила: «Никому в школе не говори, что твоя прабабушка Пакизе живет во Франции!» То была лишь одна из многих маминых загадочных фраз, объяснения которым я так и не нашла, хотя думала над ними многие годы. Одно время я полагала, будто у этих загадок был некий «метафизический» смысл, но потом сообразила, что за ними крылись страхи и тревоги политического характера.

Случилось это после 2005 года, когда в каждый мой приезд на остров в моем чемодане и сумке, в моих бумагах и папках стал кто-то рыться, когда меня не было рядом, причем делали это нарочито грубо, чтобы я заметила. Обыски эти, увы, продолжались и после того, как я прекратила попытки вступить во владение земельными участками, на которые имела право как наследница королевы. Мало того, из моей сумки и с моего стола пропадали некоторые документы. Не сомневаюсь, что прежде вас многие страницы этой книги прочли сотрудники МСБ, созданной в молодые годы президентом Мазхаром.