Чумные псы

– Пойдем со мной, милая, – предложил Шустрик. – Что с тобой? Ты, наверное, думаешь, что я все равно ничем не могу тебе помочь. Но раз уж ты завела меня в такую даль, отчего молчишь? Что с тобой стряслось – ну, я имею в виду, кроме того, что и так понятно?

Внезапно ощутив дурноту, Шустрик осел на мох. А когда жужжанье у него в голове немного утихло, он услышал, как собака говорит:

– …мой хозяин, поэтому я и осталась тут.

– У тебя был хозяин? – спросил Шустрик. – У меня тоже был, а вот у Рафа, товарища моего, никогда не было хозяина. Впрочем, быть может, в конечном итоге так оно и лучше…

Медленно, как бы через силу, собака повернулась и пошла прочь.

– Ты уходишь? Быть может…

Помимо чудовищной худобы, было в поведении этой собаки, да и в самом ее появлении, нечто столь жуткое, что Шустрика вновь охватили дурные предчувствия.

– Ты куда?

– Хозяин, я сказала, мой хозяин! Ты что, не слушал меня?

– Твой хозяин? Откуда, где он? Здесь же его нет!

– Я тебе говорила! – В голосе собаки слышался не столько гнев, сколько отчаяние.

– Я очень извиняюсь, – смиренно сказал Шустрик. – Понимаешь, у меня с головой не все в порядке, со мной случился один из моих приступов дурноты. Боюсь, меня покалечили почти так же страшно, как и тебя. Расскажи еще раз, теперь я, кажется, в порядке.

– Мой хозяин покалечился.

– Он где-то здесь?

– На той стороне озера. Мы шли по гребню, а он поскользнулся и упал. Я спустилась к нему, но он покалечился. Он не может двигаться.

– Вот беда! – посочувствовал Шустрик. – Плохо дело. А кричать он может? Или, скажем, рукой махнуть? Люди часто ходят по гребню, так лис говорит. Да я и сам бывал там, там полно брошенных пакетов. Наверху должны быть люди, они спустятся вниз и помогут…

Ничего не ответив, собака неуклюже перепрыгнула через ручей, в котором отражалась желтая луна.

«Не очень-то она вежливая, – подумал Шустрик. – Впрочем, тут не самое подходящее место для хороших манер, да и я, пожалуй, не самая подходящая фигура, чтобы показывать их. Она рассказывала о своем хозяине, а я, наверное, почти все пропустил. Но что же делать, раз в башке моей столько дыр, сколько в пироге с синицами! Как же ей помочь? Разве что сходить сказать кому? Наверное, это не пришло ей в голову. А если и приходило, то она ведь так подавлена… Что-то вроде помешательства. Значит, если я пойду к людям в долину, они… Бр-р-р! Нет уж, лучше я схожу и сперва посмотрю на ее хозяина».

Шустрик догнал собаку, и дальше они пошли вместе – по болоту, вокруг низкого восточного берега озера. Обогнув его, собака отклонилась от берега и побежала быстрее, и вскоре они оказались среди нагромождения камней у основания Голенастого. Здесь они вошли в тень – почти полная тьма, – и Шустрик остановился, давая глазам привыкнуть к темноте.

Он глянул наверх, на отвесные скалы.

«Мамочка моя! – сказал он себе. – Неужели ее хозяин упал оттуда? Должно быть, он сильно разбился! А эта несчастная дура бродит вокруг да около, вместо того чтобы быть рядом и сделать для него что-нибудь. Но почему он не может кричать? Наверное, это случилось только сегодня и никого другого на гребне еще не было. Не иначе как он совсем замерз. О!.. Если мне удастся помочь ему, как знать, может, он возьмет меня – меня и Рафа! – к себе домой, когда, конечно, поправится?»

– А может, твой хозяин… – Шустрик осекся. Почти в полной темноте собака смотрела на него таким мрачным, грустным и жутким взглядом, что инстинктивно он отшатнулся. И ни звука вокруг… Наконец Шустрик робко сказал: – Прости. Я просто… то есть, где твой несчастный хозяин?

Собака повела его дальше, за скалу, стоящую в нескольких ярдах от подножия высоченной скальной стены. Шустрик шел следом, гремя мелкими камешками, и вскоре увидел темную фигуру человека, который лежал ничком подле кустиков болотного мирта. Шустрик подошел вплотную и ткнул человека носом в плечо.

Одежда была мокрой, холодной, как камень, и почти всюду сгнившей. Но самое ужасное, что она оказалась пустой, в ней не было ничего твердого, плотного, она напоминала какую-то пустую сумку. Несмотря на охвативший его ужас, Шустрик ткнул носом посильнее, без особой надежды на то, что его страхи не оправдаются и что под курткой он встретит здоровое сопротивление живой плоти. Из длинной прорехи торчал серый конец сломанной кости. В то же мгновение съехавшая набок мятая шляпа упала в сторону и открыла череп, на пожелтевшей коже которого еще сохранились редкие пряди волос. На Шустрика смотрела черная пустая глазница, стиснутые зубы застыли в страшной гримасе. Даже падалью уже не пахло. Невдалеке Шустрик увидел разбросанные кости руки – наверняка их разбросали тут канюки, когда дрались между собой из-за добычи.

С текущей из пасти слюной, дрожа всем телом и мочась на камни от страха и потрясения, Шустрик отбежал прочь.

«Она куда безумнее меня, – подумал он. – Знала бы она! Свихнулась и ведать не ведает об этом. Ужас какой! Надо бы ей сказать… Ну и что тогда, что ей делать? Как она не понимает? Этот человек умер, должно быть, месяца три назад».