Чумные псы

— А помнишь, как Киффа уволокли прочь, а мы голосили так, что потолок чуть не рухнул? Как мы лаяли и пели песню Киффа?

— Еще бы не помнить! «Ав-в-вау, ав-в-вау…» Она?

— Она самая! Правда помнишь? Тогда подпевай!

И, сидя в темной глубине заброшенной шахты, два бродячих пса вскинули морды — и завели песню, сочиненную Киффом. Мотивчик у нее был самый что ни на есть разбитной и веселый. Кифф сложил ее незадолго до смерти от последствий электрошока — и оставил своим товарищам по виварию как знамя протеста. Что за беда, если ее не сумели понять ни доктор Бойкотт, ни старик Тайсон, ни даже сотрудники «Империэл кемикал индастрис». Вскоре к дуэту Рауфа и Надоеды присоединился и тонкий голос лиса.

Привели кобелину к нам в конуру.
(Ав-в-вау, ав-в-вау)
Безымянного — ведь умирать поутру.
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
А он белым халатам хвостом вилял,
Ничего он об их замашках не знал.
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав,
мы все по трубе вознесемся!)

И сказал тогда самый главный халат:

(Ав-в-вау, ав-в-вау)
«Ты, смотритель, жратву на него не трать!
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
Мы его под нож, будет скор конец!
И замаринуем, как огурец!»
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав, мы все по трубе вознесемся!)

На скамейке стеклянной пластали пса…

(Ав-в-вау, ав-в-вау)
Ох, как кишки воняли — не описать!
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
А теперь посмеемся: черед дошел —
Замарали какашки зеркальный пол!
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав,
мы все по трубе вознесемся!)

Кто беднягу обратно теперь сошьет?

(Ав-в-вау, ав-в-вау)
В банке спирта, прикинь, его глаз плывет,
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
Кобелиная гордость — в учебном зале,
И одно яйцо по пути украли.
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав,
мы все по трубе вознесемся!)

Как помру — не горюй обо мне, братва!

(Ав-в-вау, ав-в-вау)
Где-то там прошумит на ветру листва —
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
Это я легким облачком в небе мчусь
И на белых халатов дождем мочусь!
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав,
мы все по трубе вознесемся!)

А сложил вам стихи развеселый пес,

(Ав-в-вау, ав-в-вау)
Только очень недолго ему жилось.
(Ав-в-вау, ав-в-вау, ав-в-вау)
Звался он, черно-белый, коротко — Кифф.
Он развеялся пеплом, из топки взмыв!
(Ав-вау, ав-аву, ав-вау, вав-вав,
мы все по трубе вознесемся!)

— Эх, до чего жаль старину Киффа, — сказал Надоеда. — Крутой малый был. Окажись он сейчас здесь, с нами…

— Я тоже был бы рад его видеть, — прорычал Рауф.

— Появись он здесь — я знаю, что́ он сказал бы. Он спросил бы, чего мы добиваемся, бегая так долго.

— Долго бегая? — удивился Рауф. — Тебе что, уже надоело?

— Рауф, сам подумай, долго ли мы сможем прятаться и охотиться в этом неправильном месте, зачем-то созданном людьми? Ловить овец и кур, постоянно уворачиваясь от ружей? Куда, по-твоему, это нас приведет? Чем это все кончится?

— Для лиса вот пока не кончилось…

— Точно, приятель, — вставил рыжий дикарь. — Живи да радуйся, что жив.

— Но в конце концов они нас обязательно прижмут, Рауф! Надо придумать какой-нибудь выход, пока не поздно! И ты сам отлично знаешь, что выход у нас только один. Надо найти подходящих людей и… и… Ой, о чем это я? — И Надоеда заскреб свою располосованную голову. — Молочник, рододендроны и утренние газеты… как славно пахнет линолеум! И еще там была коробочка, внутри которой что-то звенело, точно ледышки на ветру. Я, бывало, сразу начинал выть, а потом удирал через дверь в сад — кошки-кошки-кошки, хватай-лови, гав-гав-гав!

— Надоеда, ты что несешь?

Воцарилось молчание.

— Не помню, — с несчастным видом проговорил фокстерьер. — Рауф, нам надо найти себе людей. Это наш единственный шанс.