Чушь собачья

— Либо, не дожидаясь пенсии, поставить точку, — угрюмо завершил тот. — Такую, чтоб запомнили… Ну а что я теряю? — взорвался он. — Несколько лет жизни? Да пошли они! — поиграл желваками — и выпил.

Боб смотрел на него с испугом. Тимур вздохнул, возвёл глаза к потолку.

— Какой тамада пропадает!.. — посетовал он, обращаясь к тёсаным камням свода.

Ратмир остервенело закусывал.

Дружеское застолье набирало обороты. Особенно шумно было в центре зала, где чествовали золотого и серебряного медалистов. Сейчас там под взрывы хохота кто-то озвучивал якобы восточный тост:

— Раньше, во времена произвола, женщина была за-кобелена! Теперь её раскобелили! Раньше она была ни-кому-не-кобельна…

— Погоди! — потребовал Ратмир, закусив. — Давай разберёмся. У натуралов специализаций было до чёртовой матери: ищейки, овчарки, сторожевые… У нас специализация одна: шоу. Всё, что мы делаем, мы делаем ради зрителей. А иначе получается искусство для искусства. Так?

— Ну, допустим…

— Поэтому соглашайся со мной, не соглашайся, — упрямо гнул он своё, — но истинный актёр умирает на сцене. Писатель — за письменным столом. А настоящий пёс должен умереть в ошейнике. И даже не умереть…

— Издохнуть?

— Погибнуть!

— Героически, да?..

Ответа не последовало — и на какое-то время все трое увязли в сложном молчании. Тамерлан озадаченно оглаживал кончиками пальцев неглубокую вертикальную бороздку, делящую пополам его широкий выпуклый лоб.

— Брат в гости приезжал… — казалось бы, ни с того ни с сего сообщил он наконец.

— Это который по телевизору выступал?

— Другой. Из-за границы. У них там псами не служат — в армии служат… Про лейтенанта рассказывал, сапёра. Забитый лейтенант, запуганный: капитан ругает, майор ругает, все ругают. Зато мины — да? — один обезвреживал. Всем страшно, ему — нет. Едет на разминирование — радуется: начальства не будет, ругать некому…

— К чему это ты?

Тамерлан ухмыльнулся, повёл косматой бровью:

— Знаешь, кто подвиги совершает? Я тебе скажу… Тот, кому терять нечего! Возьми этого… Рыжего Джерри, да? Вот пускай он совершает. А тебе есть что терять? Есть. Зачем тебе подвиг?

— Да не мне… — поморщился Ратмир.

— А кому? — подскочил Боб. — Хозяевам? Публике?

— Нет, Боб, нет! Просто, понимаешь… Всё-таки существует нечто такое, что выше нас, выше хозяев, выше публики…

— Подвиг… — недовольно произнёс Тамерлан и фыркнул. — Ты, Ратмир-джан, хоть раз подвиг видел?

— Я — нет. Но люди видели.

— А если видели, почему не помогли? Почему сами не совершили?

Ратмир опешил, задумался.

— Как таким людям верить? — подвёл итог Тамерлан.

— Ты не увлекайся, не увлекайся!.. — слышалось из-за соседнего столика. — А то дыхнёшь завтра на Президента…

В противоположном углу уже исполняли на два голоса «Плач одинокого лиса», причём припев у них выходил просто мастерски:

Яп, яп, яп, яп, юррр-йоу…

— Где ещё один медалист? — кричала разрумянившаяся Мадлен, протискиваясь к трём приятелям с бокалом шампанского. — Куда дели моего Ратмира? А-а, попался, образина собачья! Дай лизну… — расцеловала взасос, потребовала наполнить рюмки. — А чего один? Где рыженькая?

— Работает… — уклончиво отозвался Ратмир.

— Это она опрометчиво… — сказала Мадлен, устремив на него сквозь белые пряди чёлки чёрные влажные глаза. — И почему я не боксёрша?.. Эй! Чего такой мрачный?

— Памятник хочет, — сухо объяснил Боб, от волнения тоже заговорив в отрывистой манере Тамерлана.

— Ну так за чем дело стало? Сейчас скинемся!

— Посмертно хочет.

— Что-о? — миниатюрная блондинка с шутливой угрозой подалась через стол к Ратмиру. — Опять скулить вздумал?.. А вы чего молчите?

— Да пытались ему мозги вправить…

Мадлен с сожалением оглядела сидящих.

— Нашли что вправлять! Эх, господа кобели, господа кобели…

Тут бронзовый призёр почувствовал, как кто-то тихо, настойчиво поталкивает под столом его колено. Это добрая душа Боб подсовывал ему ключи от своей холостяцкой квартиры. Ратмир поблагодарил приятеля улыбкой и отрицательно качнул головой.

— Мне ещё в кругу семьи обмывать, — сообщил он, поднимаясь. — Так что уж простите великодушно…

Расплатился и, попрощавшись, направился к выходу. Трое молча смотрели ему вслед.

— Что-то не нравится мне он сегодня, — честно сказала Мадлен. — Как бы чего не натворил…

— Не натворит, — мудро предрёк Тимур. — Много говорил… Красиво говорил… Значит, не натворит.

К пяти часам Ратмир входил в родной подъезд, неся с собой пластиковый пакет, отягощённый бутылкой коньяка, банкой фаршированных оливок, нарезкой сёмги и лимоном. Исполненный сомнений, нажал кнопку лифта. Ждёт или уже успела надраться? Сердце подсказывало: ждёт. Рассудок мрачно бубнил: надралась. Пока доставал перед дверью ключ, сомнения переросли в тоску и досаду на самого себя — за дурацкую свою обязательность и отказ от деликатного предложения Боба.