– Да не волнуйся ты, всё получилось. И месть удалась, – равнодушно перебила меченного Лан. – Считай, добился своего. И, в общем, неважно это.
– Прости ты меня…
– И думать забудь, – в тоне Кайран эмоций и на ноготь не прибавилось. – Тебе решать, что дальше делать. Или к Натери отправляйся, или поступай, как я велю.
– И… как велишь?
Редгейв, наконец, встал, нависнув над госпожой тёмной скалой. Но её это вроде совсем не волновало. Да и чего нервничать, если всего в десяти шагах маячат кайрановские солдаты, а остальные уже на берег выгружаются, затаскивают тяжёлую шлюпку на мёрзлый песок? Убить бы аэру наёмник ещё успел, но ни на что большее времени не хватит.
– Велю убираться отсюда. И времени у тебя ровно до тех пор, пока я до замка не доехала. А там перед духами объявлю насильником.
Элв охнул придушено, даже назад ступил. Пошатнулся, споткнувшись о подвернувшийся голыш.
По Правде Островов у эра, посягнувшего на аэру, одна дорога: прямо к столбу, у которого ему брюхо вскроют, заставят собственные кишки шагами мерять. И война тут не помеха, на клановые игры никто не посмотрит. Первый же встречный в ближайший род отвезёт, а глава, чтобы он про Кайран не думал, сам всё исполнит.
Тут один выход – бежать, без всякой надежды вернуться. А как бежать? Хоть вплавь отправляйся… И куда? Стар уже наёмничать. Да и нужен он кому. Слухи-то быстро расползаются. Предал же хозяйку, которой клялся, никуда от этого не денешься.
– Не сделаешь ты этого, – хмуро пробормотал Редгейв. – Сама знаешь, что ложь и перед духами врать не станешь – они спросят.
– Не сделаю? – Кайран тоже выпрямилась, но вставать не стала. Только руку протянула с зажатой, замусоленной, всякий цвет потерявшей прядкой. – Сделаю, клянусь. И с духами сама разберусь, – ухмыльнулась нехорошо, мерзко. И добавила шёпотом. – Беги, Редгейв. Ату![31]
Меченный постоял, глядя на прядь волос, с которой ветер игрался. Развернулся, да и пошёл, оскальзываясь на камнях.
Возвращение домой иной раз тяжелее пережить, чем похороны. И дело не в том, что от побережья пришлось ногами топать. О приезде гонцов, да ещё и с хозяйкой, никто, естественно, предупредить не удосужился. А если б и предупредили, то корабль в порту ждали, а никак не с западного мыса. В общем, торжественную встречу не обеспечили, лошадей не выслали. А единственную деревню, по пути встретившуюся, Лан велела стороной обойти – всё равно кроме коз там искать нечего.
Но дело и вправду не в усталости. Просто смотришь вокруг: всё родное, привычное. Даже вроде каждую ёлку на пригорке узнаёшь. И стены замковые – вот они, полчаса до них ногами двигать осталась. И наезженная дорога к воротам синеет приветливо. И точки воронья, кружащиеся над донжоном, мерещатся своими – куда замку без них?
Всё равно чувство, что куда-то не туда попал, не проходит. Будто не ты снег утаптываешь, всё ближе к дому подходя, а на картинку смотришь. Неприятное ощущение, тяжкое.
А на самом деле это просто страх. В словах Редгейва – не к ночи помянутого – ведь доля истины вполне могла быть. И что там ждёт, за стенами? Если наёмник прав, то всё, конец. Дальше идти некуда. И желания нет. Сил тоже. Добрести бы, а там как кости[32]
упадут.Лан не сразу заметила всадников, на встречу выехавших. Аэра бы на них и внимания не обратила – моряки заволновались. А один из посланников к Райлу – тот, что с белобрысым чубом – и вовсе начал на месте подпрыгивать, размахивая шапкой. Словно на белой снежной целине отряд в тридцать с лишним элвов без этого бы не заметили.
Кайран остановилась, уселась, подвернув полу тяжёлого, волочащегося по снегу плаща.
– Здесь дождёмся, – велела.
Солдаты, конечно, поглядывали на хозяйку недоумённо, мол: чего ждать-то? Вот же он, замок. Но не протестовали – и на том спасибо. Правда, присаживаться больше никто не стал.
– Чем это пахнет? – негромко спросила Лан, ни к кому не обращаясь.
Закрыла глаза, втягивая воздух – нет, не разобрать. Чем-то холодным, свежим, но не морозом и не солью.
– Так снег же тает, госпожа, – ответил кто-то неуверенно. – Водой талой и пахнет.
Снег тает… Не заметила, как и зима прошла, получается?
Гулкие удары копыт, отдающиеся в позвоночнике, храп лошадей, позвякивание сбруи совсем близко. Голоса. А открывать глаза совсем не хочется.
– С возвращением! Чего ж вы пешком-то? Или Райл так на подарок осерчал, что даже голубя пожалел? – голос весёлый, довольный.
И смотреть не надо – без того картинка ясная, будто на обратной стороне век намалёвана. Сидит, облокотившись одной рукой на луку, вторая наверняка в бедро упёрта. Ухмыляется. Может, усы опять отрастил? И плащ белый, куда белее подтаявшего, осевшего снега.
– Осерчал, а как же! – это опять чубатый выступил. Кайран его – бойкого – и не помнила даже. Лицо-то видела, а так… Может, из союзнического рода? Могла бы и спросить, сколько вместе плыли. – Да только у нас новость-то поважнее будет. Смотрите, кого привезли.
Шорох одежды, шаги. Расходятся, наверное, чтобы показать, кого прихватили на обратном пути. Тишина. Надо бы встать. Сидит, как дура.