Если бы мама не пускала Витю гулять, то он бы наверняка всеми правдами и неправдами всё равно вырвался на улицу. Но раз мама гнала его из дому, то у Вити сразу начисто пропало всякое желание даже высовывать нос за дверь. Хотя минуту назад Витя думал как раз о том, что не худо бы было сбегать к Феде.
– Не трогай! – крикнула мама, едва Витя сунулся в сервант, где за стеклом лежала неработающая папина зажигалка-пистолетик.
– Выключи! – приказала мама, едва Витя надавил клавишу радиоприёмника. – И пылесос гудит, и ещё твое радио тут! Вы что, специально сговорились с отцом надо мной поиздеваться?!
В окна комнаты светило солнце. На паркете разлеглись горячие солнечные пятна. В сверкающем от солнечного лака полу отражались вверх ножками стулья, столики и кресла. Казалось, стулья стоят ножками на других, точно таких же стульях, спрятанных под прозрачным медовым полом.
В прихожей зазвонил телефон. Мама пересекла комнату и сердито рванула трубку.
– Да, я вас слушаю! – сказала мама. И тут же заговорила другим, приветливым и тёплым, голосом: – Здравствуйте, Виктория Михайловна! Что? Да нет. С сыном я тут воюю. Да, да, конечно. Ну что вы! Сделаю точно в срок, как и обещала. Конечно, конечно. Я жду вас. Когда, сейчас? Заходите сейчас. Мы живенько и примерим.
Витина мама работала в Доме мод художником-модельером. Она придумывала новые фасоны женских платьев. Мама рисовала платья на бумаге и раскрашивала их акварельными красками. По этим рисункам закройщики выкраивали и шили новые модели. Но мама вообще-то шила тоже. И получше любого самого великолепного портного. Но шила она не на работе, а дома. И только для себя и ещё для нескольких своих подруг и близких знакомых. В том числе и для заслуженной артистки республики Виктории Михайловны Русановой, которая пела русские народные песни.
По телевизору Витя много раз слышал Викторию Михайловну. Но слушал он её не из-за того, как она пела. Вите было просто интересно, что он её знает, а её показывают по телевизору.
– Галочка, дорогуша! – заговорила Виктория Михайловна, скинув в прихожей туфли. – В июле я еду с гастролями во Францию. И вся надежда на одну вас. Вы же знаете, что такое французы и как они относятся к тому, в чём артист появляется на сцене. К июлю вы должны мне сшить ещё минимум три платья.
Сочный голос Виктории Михайловны заполнил всю квартиру. Заслуженная артистка расхаживала в капроновых чулках по комнате, как по своей собственной. А мама будто неожиданно оказалась у неё в гостях.
– Мне крайне неприятно, – проговорила мама, булавкой закалывая на талии артистки ещё не законченное длинное чёрное платье, – но я, кажется, этим летом ничего не смогу вам больше сшить.
– Дорогуша! – удивилась артистка. – Что случилось? Или я вас ненароком обидела?
– Нет, что вы! – сказала мама. – Просто у меня так складываются обстоятельства… Мы вчера получили письмо… Кажется, очень скоро в нашем доме не только нельзя будет сшить платье…
Не договорив, мама оглянулась на Витю. Она оглянулась и долго смотрела на него. Витя не видел, как она смотрит, но чувствовал.
От нечего делать Витя просто так сидел на диване. Чтобы не подумали, будто ему интересно, о чём говорят взрослые, он сидел с абсолютно безразличным видом и тоскливо ковырял сломанным карандашом собственное колено.
– Витя, – вздохнула мама, наглядевшись на сына, – посмотри, на улице какая погода! Ну чего ты сидишь дома? Иди погуляй. Возьми помоги папе с машиной.
– Не хочу я гулять, – буркнул Витя, – А папа вон сам… Я ему сказал: «Хочешь, помогу?» А он…
– Ну, я дам тебе двадцать копеек, – сказала мама. – Купишь себе мороженого.
– Двадцать! – хмыкнул Витя. – Чего мы сможем купить на двадцать копеек?
– Кто – мы? – возмутилась мама. – Твой Прохоров, конечно? Но почему я постоянно обязана оплачивать расходы твоего Феди Прохорова?
– Потому что он мне друг, – буркнул Витя. – И у нас с ним всё вместе.
– Сколько? – холодно спросила мама.
– Рубль, – быстро сказал Витя.
Со стороны могло показаться, будто Витя специально сидел и дожидался, как бы вытянуть у мамы этот рубль. Только на самом деле это было вовсе не так. Ещё несколько секунд назад Витя и не подозревал, что наберётся смелости запросить у мамы такую огромную сумму. «Рубль» сам собой соскочил с Витиного языка. И может, причиной тому был тот вчерашний дядин Сенин хрустящий рубль, про который мама, кстати, ничего не знала.
– На, – сказала мама. – И чтобы духу твоего тут сейчас же не было.
Так Витя неожиданно заделался сказочным богачом. Он и не помнил, чтобы у него когда-нибудь была такая огромная сумма – сразу целых два рубля!
И перед Витей, естественно, тут же всплыл вопрос: куда поинтересней можно истратить такое богатство? Не на мороженое ведь!
Куда?
И тогда Витю озарила великолепная мысль: а что, если…
Дядин Сенин рубль дал какой-то непонятный внутренний толчок к ещё одному рублю. Вчерашний подшипник родил у Вити ощущение силы и умелости. У Вити появилось желание действовать в том же духе, дерзать. Ещё бы: просто так, из ничего – и на тебе! Никто не мог достать подшипник, а они достали. Дядя Сеня и они.