Чувства и вещи

Гуковский отмечал: «Работа над портретом одной из красивейших женщин Флоренции совмещается у этого удивительного мастера с анализом внутренних органов человеческого тела».

Вывод естествен: работа художника, переплетаясь с работой ученого-экспериментатора, создает в синтезе нечто поистине поражающее. Если рассматривать «Джоконду» одновременно с анатомическими зарисовками и записями Леонардо, в которых изображены кости, сухожилия, мускулы, все подробности человеческого организма, то невольно возвращаешься к его наблюдениям над течением воды, которое зависит от особенностей дна…

Через века Пастернак напишет:

Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Это и есть метод Леонардо. Узаконенный и, может быть, чуть опоэтизированный XX веком.

Бернсон писал о Леонардо, что он дает нам «камень науки» вместо «хлеба красоты», ему казалось, что в Леонардо ученый убил художника. Ошибка Бернсона (да будет мне позволено критиковать маститого ученого), наверное, в том, что он судил об итальянском Ренессансе по законам иной эпохи. В нем самом, как мне кажется, ученый убил художника, жесткий логический ум умертвил интуитивное постижение и помешал вообразить, восстановить духовную жизнь людей Возрождения, дух эпохи.

В сопоставлении не только с вечностью, но даже со временем существования человека на Земле эпоха Возрождения – минута или секунда. И в блеске ее Леонардо да Винчи!

Вот и попробуй рассмотри его, пойми в этом мгновенном блеске!

Леонардо всю жизнь стремился к абсолюту в познании человека и мира. В «Джоконде» логика познания вела его к абсолюту добра и зла в одном образе, что адекватно самой сущности жизни, ибо в чистом виде абсолют добра и абсолют зла существуют лишь в лабораторных условиях, то есть в умозрениях философов, но не в самом бытие и не в созданиях художников.

Этот абсолют почти (почти, потому что сам Леонардо полагал «Джоконду» незавершенной) удался. Теперь Добро и Зло не сидели за одним столом, как в «Тайной вечере», а были объединены в одном образе.

Если даже допустить, что восторженный Вазари и исполненный смуты, тревоги и отвращения Бернсон писали о разных портретах, то и тогда остаются в силе полярно противоположные суждения исследователей, рассматривающих одно и то же явление искусства и духовной жизни. Совершенно бесспорно, что Уолтер Патер и Волынский имели в виду «Джоконду» Лувра, не менее бесспорно, что Бернсон и Мережковский имели в виду тоже именно ее. Не подлежит сомнению и то, что Дворжак и современные исследователи, очарованные «Джокондой» не меньше Вазари, тоже пишут об одной и той же картине.

Велик и непостижим художник, создавший это гениальное художественное уравнение с множеством неизвестных.

Бунин, как мы помним, называл «Джоконду» одной из великих загадок истории, равную тайне Железной Маски. Тайна Железной Маски – это тайна лица, которое скрыто под маской; тайна Железной Маски – тайна политическая. Сомнительно, чтобы Бунин полагал, будто Леонардо в «Джоконде» потаенно изобразил человека, которого написать открыто было опасно. К тому же у Леонардо не было четких политических симпатий и антипатий. Для Бунина загадочность «Джоконды» – явление чисто духовное.

Тут стоит отметить, что Бунин, полностью отвергавший Мережковского как писателя, ценил и любил лишь одно его сочинение – «Леонардо да Винчи». В романе Мережковского есть замечательное место. Леонардо, когда он пишет портрет, кажется, что не только изображенная на портрете, но и сама живая Мона Лиза становится все более и более похожей на него, на Леонардо, как это иногда бывает у людей, долгие годы живущих вместе.

Леонардо возвращается из поездки, во время которой он осматривал гидротехнические сооружения. Он возвращается, решив больше никогда не расставаться с ней, с «единственной вечной подругой». Он идет к ее дому по улице, останавливается у широких каменных лавок, сидя на которых флорентийцы обсуждают стихи Данте, ссорится неожиданно и нелепо с Микеланджело, идет дальше и узнает от отвратительного, похожего на насекомого человечка, что мессир Джокондо в третий раз овдовел.

В этом рассказе достоверно лишь одно: Мона Лиза действительно, возвращаясь из Калабрии во Флоренцию, неожиданно умерла в маленьком городке Лагонеро. Почему? Кто на это ответит? О самой Моне Лизе ходили по Флоренции романтические легенды. Говорили, что в ранней юности у нее была трагическая любовь, что замуж за купца Джоконд о она вышла по настоянию родителей, и первый жених ее после этого ушел из жизни, рассказывали о страстных, упорных и безответно обожающих ее поклонниках.

И в то же время о ней говорили как о жене тихой, скромной, благочестивой, строго соблюдавшей обряды церкви, милосердной к бедным, доброй хозяйке, верной жене и не мачехе, а матери для двенадцатилетней падчерицы Дьяноры.