Чувства, которые ты вызываешь

– Мне сесть за руль? – спросила я, когда мы зашли в фургон. Я старалась быть как можно вежливее.

Роуз пожала плечами.

– Конечно, так разумнее всего, – ответила она и пристегнулась на пассажирском сиденье. Я не выдержала бы пятнадцатиминутную поездку в корейский район в тишине, поэтому включила радио. Так давно его не слушала, что пришлось немного повозиться, чтобы найти пристойную станцию, на которой играли песни прошлых лет.

Через несколько секунд Роуз задала вопрос:

– Мы можем послушать «Эн-Пи-Ар»?

Я запротестовала.

– Ну нет!

– То, что это фургон твоего папы, не означает, что ты автоматически принимаешь все решения.

– Принимаю, когда речь идет о чертовом «Эн-Пи-Ар».

– Ага, ведь так не круто следить за тем, что происходит в мире.

Я резко дернула руль, когда мы повернули на Вермонт-стрит.

– Ты это сказала, не я.

– Забудь, ты такая зануда, – обиделась она, опустила окно и отвернулась от меня. Остаток пути мы не разговаривали, что совершенно меня устраивало.

Поездка по корейскому району на громоздком фургоне оказалась непростой. Независимо от времени суток, здесь всегда было полно машин, и мое обычное вождение с лавированием и подрезанием быстро ограничилось как потоком автомобилей, так и неповоротливостью фургона. Но я не возражала; мне всегда было весело наблюдать за людьми, потому что в корейском районе, одном из немногих в Лос-Анджелесе, они действительно ходили пешком.

Здесь встречались белые воротнички в деловой одежде; подростки в огромных наушниках и с рюкзаками; бабушки, держащие за руки малышей и детей. И все это находилось в тени небоскребов и стрип-моллов, прижавшихся друг к другу. Корейский район рассказывал всю историю Лос-Анджелеса через архитектуру – начиная от многоквартирных домов 1920-х годов с железными буквами в стиле «ар-деко» на крышах и заканчивая неоновыми многоуровневыми фасадами магазинов, торжественно прибывшими в Лос-Анджелес из Сеула.

Здесь я чувствовала себя как дома не только потому, что я – американка корейского происхождения, но еще из-за того, что в этом месте смешивались старый и новый Лос-Анджелес. Я симпатизировала этой будущей версии Америки, неопрятной, но многогранной, импровизированной и сложной.

Мы приехали в мясной магазин, где пришлось на ломаном корейском заказывать говяжий кострец и свиную вырезку. Мясник все время тихонько ворчал, и я подозревала, что он критиковал мое дурное воспитание, швыряя через стойку куски мяса.

Вернувшись на стоянку, мы подготовили еду, как показывал папа: замариновали мясо, сделали соусы, сварили рис. Роуз нехотя уступила мне приготовление блюд, так как в этом мой опыт был побольше. Но наблюдала за каждым моим движением, запоминая все, что я делала на автомате. Это раздражало, и я ощущала неловкость.

– Все запомнила? – проворчала я, помыв руки.

– Конечно, это же не операция на мозге, – сказала она, но между ее бровей застыла морщинка сосредоточенности.

Я завела фургон.

– Поверить не могу, что папа нам доверяет.

Роуз опустила окно и надела солнечные очки.

– Ну, он знает, что среди нас есть ответственный человек.

– Ты знаешь, что ты – восхитительный собеседник?

Она не ответила, и мы молчали по дороге в офисный парк.

Там нас встретил Гамлет, подбрасывающий табличку. В этот раз в темно-зеленой кепке, белой футболке и темно-синих шортах по фигуре. Без носков и в сверкающих белых кроссовках.

– Привет, Гамлет!

Роуз замахала ему в окно, не успели мы даже припарковаться.

В ответ он помахал нам табличкой.

– Привет. Вы вернулись!

Когда она взглянула на меня, улыбка исчезла с ее лица, но тут же вернулась, когда моя напарница снова повернулась к парню.

– Ага. Вообще-то, на этой неделе в фургоне работаем только мы с Клэрой.

– Серьезно? – Он подошел к нам, все еще удерживая табличку над головой. – Эдриан куда-то уехал?

Ага, пусть Роуз сама отвечает на этот вопрос.

Она по-деловому улыбнулась и прочирикала:

– О, нет, он решил, что мы сами можем справиться. Понимаешь, боевое крещение и все такое.

Он откинул голову назад и рассмеялся. Смех был таким искренним, словно кто-то поделился с ним шуткой. Вот только никто не шутил.

Роуз выпрыгнула из фургона и подошла к нему. Когда они продолжили болтать, я закатила глаза и надела форму.

Затем услышала, как Роуз воскликнула:

– Секундочку, ты состоишь в команде дебатов подготовительной школы Аркадия?

Она показывала на футболку, на которой большими буквами было написано: Команда дебатов школы Аркадия. Затем взволнованно схватила его за предплечье.

Я высунула голову в окно.

Он опустил табличку и взял ее за руки.

– Да! Подожди, а ты капитан из…

– Элизиан Хай!

После этих слов Гамлет вдруг крепко обнял ее. Я почувствовала волну ревности, которая напугала меня. Простите, зачем мне вообще ревновать?

Мне почему-то стало смешно, ведь они так дружно потеряли разум из-за того, что узнали друг друга по дурацкому «клубу дебатов».