Чувства навыворот

— Кому другому заливай, пучеглазая! — парень буквально припечатал ее к месту тяжелым яростным взглядом, вынуждая рефлекторно вжаться в спинку кресла. — Я же тебя, как облупленную, знаю! Зачем врешь?

— Но я не…

— Серьезно думаешь, будто я поведусь на сказочку про больную голову?

Да, подобная отмазка выглядела глупо и звучала жалко.

Но ничего умнее на тот момент придумать Ира не смогла.

Всучив Александру Борисовичу подвеску, она поспешила удалиться, оставив мужчину в гордом одиночестве. А как только вернулась в банкетный зал, первым делом отыскала Славика и, ссылаясь на сильнейшую головную боль, попросила отвезти ее домой. Либо сообщить их точный адрес, чтобы она могла вызвать себе такси самостоятельно. Естественно, Красный предпочел первый вариант. Кивнув и ни с кем не прощаясь, он настойчиво потянул к выходу.

В присутствии посторонних ни о чем расспрашивать не стал.

Зато теперь…

Отстегнув ремень безопасности, Слава наклонился к ней. Подался вперед. Вторгся в личное пространство. Оказался так близко, что ноздри мигом заполнил его мужественный, ни с чем не сравнимый запах. Пленив ее подбородок своими сильными пальцами, вынудил смотреть строго в глаза.

— Итак, Синичка, дубль два!

Прежде, чем она успела отреагировать, он добавил:

— Но на сей раз я жду от тебя правду! Что произошло?

«Как же мне ответить на твой вопрос, если я сама толком ничего не понимаю? Это не моя история! И не моя тайна! Нет! Я не могу…»

— Кроме очевидного? — Ирина иронично изогнула бровь, прикидываясь, будто причина ее состояния кроется исключительно в перепалке со Светланой Юрьевной. — Мне просто стало тяжело оставаться в одной компании с твоей бабушкой после ее жаркого приема!

— А плакала почему?

— Плакала?

— Дуру не включай!

Кровь вскипела в венах, злость и обида нещадно жгли грудную клетку. Возмущение стало абсолютно искренним, когда девушка ядовито выплюнула:

— Эта женщина оскорбила меня, да еще и в присутствии других гостей! Ты просто не слышал, какие ужасные вещи она говорила в мой адрес! Так что извини, но у меня имелись все причины для того, чтобы немного себя пожалеть и порыдать в туалете! Вот почему я плакала! Теперь ясно?

— Предельно!

Сложно сказать, что нашло на нее в тот момент. Магнитные бури повлияли. Или напряженный вечерок все же дал о себе знать. Но внутренняя струна, сдерживающая все ее чувства и эмоции… вдруг лопнула. Разорвалась.

И оказавшись бессильной перед гневом, затянувшим сознание плотным непроглядным пологом, Ирина раздраженно оттолкнула от себя его руку.

— А вообще, знаешь что? — избавившись от ремня безопасности она, проворно выскочила из салона. — К черту вас всех! Всех! Видеть не хочу! Слышать не хочу! И… и… А! Пройдусь-ка я пешком!

— Вернись в машину! — услышала страшный рев, прежде чем захлопнула дверь. Она не знала, почему так себя вела. Не понимала. Да и не хотела.

Однако выйти из тупика Красницкий ей не позволил. Не менее шустро покинув автомобиль, он угрожающе преградил дорогу. А затем начал приближаться, вынуждая Синицыну машинально пятиться назад, отступая вглубь. Так продолжалось до тех самых пор, пока Ирина не прижалась обнаженными лопатками к холодной кирпичной стене, покрываясь при этом крупными чувственными мурашками. Все. Стоп. Бежать больше некуда.

— Далеко собралась? — поинтересовался парень вкрадчивым шепотом, буквально пожирая глазами ее тело. Его взгляд, лихорадочный, малярийный, полыхал самым настоящим безумием. Искрился от дикой потребности. Примитивного голода. И чего-то еще. Чего-то, чему она пока не находила объяснения.

— Нет! — внутренне ликуя от того, что действует на него, как дурман, девушка увлажнила пересохшие губы. — Свежим воздухом захотелось подышать…

Сильнее впечатав ее в шершавую стену, он гортанно прохрипел:

— Сейчас подышишь!

Жалящий поцелуй, больше похожий на укус, обжег шею.

— И покричу? — отозвалась она, запрокинув голову так, чтобы ему было удобнее.

— И покричишь! — пообещал Красный, прижимаясь к ней до безумия горячим и жестким пахом. А затем все отошло на второй план. Стало глубочайше плевать даже на то, что редкий любопытный прохожий мог их застукать. Напротив, осознание данного факта придавало какую-то особую остроту всему этому безумию. Его ненасытные, временами болезненные поцелуи лишали рассудка. А пальцы, умело порхающие по ее влажным разгоряченным складкам, доводили до исступления.

Превращали в безвольную куклу. В мягкий податливый воск.

— Слава, — жалостливо всхлипнула, впиваясь ногтями в широкие плечи.

— Что?

— Пожалуйста, — пребывая на грани, Ирина непроизвольно замотала головой из стороны в сторону, до боли прикусывая свою нижнюю губу, — еще!

— Еще, говоришь? — он мстительно прищурился. — А может, правильнее будет наказать мою девочку или вообще не дать ей кончить?

— За что?

— За психи твои непонятные, на ровном месте возникающие!

— Я больше… не б-у-у-у-у-д-у!