Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция

Несравненно более удивительным представляется отожествление психических процессов с материальными. Здесь перед нами явным образом неразличение того, что резко различно; это не только явное заблуждение, но нередко и хуже того – слепота, неумение наблюдать психические процессы. У некоторых людей, при попытке наблюдать, например, эмоцию страха, внимание тотчас направляется на трепетание сердца, дрожание мышц, сокращение сосудов и т. п. материальные процессы, а само интимное психическое переживание страха остаётся при этом вне сферы наблюдения. Красный, желтый, голубой и т. п. цвета, без сомнения, сопутствуются процессами движения в материальной среде; но даже если и допустить вместе с Лейбницем, что видение цветов есть смутное нерасчлененное восприятие бесчисленного множества таких движении, всё же несомненно, что краснота, голубизна и т. п. есть новое явление, творение новой сферы бытия в сравнении с фактом движения частиц в пространстве. Буквальное отожествление зелёности и т. п. с движением было бы чистым нарушением закона противоречия столь же нестерпимым, как утверждение, что «зелёность в самой своей зелёности не зелена». Попытки отожествления цветности с движением можно объяснить только тем, что лица, решающиеся вступить на этот путь, с самого начала уже представляют себе множество перемещающихся цветных пятнышек и, утверждая, что для смутного восприятия они сливаются в одно цветное пятно, эти лица получают цветовые поверхности не из движения, а из сочетания многих маленьких цветовых поверхностей. Если бы они попробовали исходить из движения, как оно дано слепому, т. е. чисто на основе моторно-осязательных восприятии они увидели бы, что никакая смутность восприятия не может превратить этот материал в цветовые содержания.

Ввиду совершенной несостоятельности эквативного материализма не будем более заниматься им и перейдем к материализму, отличающему психические явления от физических. Начнем с атрибутивного материализма.

Атрибутивный материализм утверждает, что психические состояния принадлежат каждой частице материи или, по крайней мере, организованной материи, как неотъемлемо присущее ей свойство, вроде того как непроницаемость или пространственная форма считается первичным свойством её. Причислив психические состояния к первичным свойствам субстанциального носителя, естественно утверждать вместе с тем причинное влияние их на все остальные процессы, например на процессы движения в пространстве; но в таком случае возникает не материализм а какой-либо вид гилозоизма или какой-либо вид учений о субстанции как начале, стоящем выше различия душевной и материальной сферы.

Следовательно, атрибутивный материализм явится на сцену лишь в том случае, если философ утверждает, что психические состояния, хотя они составляют основное свойство материи, пассивны, т. е. не влияют на течение механических процессов. Образец атрибутивного материализма трудно найти. По-видимому, приближаются к нему некоторые французского философа Робине (Robinet, 1735-1820).

Частица материи, по учению Робине, имеет ощущения. Однако поступки человека обусловлены не этими психическими состояниями, а соответствующими им материальными процессами. «Например, если чувственное впечатление побуждает душу пожелать чего-либо, то это не может быть ничем другим, как только механическим действием волокон представления в мозгу на волокна желания, и если я хочу, вследствие моего желания, протянуть руку, то эта воля есть только внутренняя, субъективная, сторона строго механического следования естественных процессов, которые, из мозга, посредством нервов и мышц приводят руку в движение». Эти слова Робине отчётливо обрисовывают его учение о природе человека, как один из видов материализма. Тем не менее, беря учение Робине в целом, нельзя назвать его представителем чистого материализма. Свои материалистические учения он сочетает с агностицизмом. «Сущности (essence)» субстанции мы, по его мнению, не познаем. Нам известны способности свойства субстанции, а та основная сущность её, из которой они вытекают, недоступна нашей мысли [LVII].

Робине не атеист. Он утверждает бытие Бога, сущность которого недоступна нашему знанию. Он признает, что Бог есть причина мира [LVIII] неудивительно поэтому, что природа у него наделена высокими свойствами; она состоит из органических зародышей (germes organiques), обладающих «силою развития» (force evolutive). Таким образом, учение Робине есть панвитализм: везде он видит жизнь как первичное начало: не только растения и животные, но даже минералы, а также небесные светила суть тела, «одушевлённые своеобразною жизнью» [LIX] обладающие силою производить себе подобных. Процесс развития всех существ имеет конечною целью образование человека.

Из всего сказанного ясно, что мировоззрение Робине не есть материализм. Он только приближается к материализму в учении о высших психических функциях и отношении их к механическим процессам телесной жизни.