Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция

Проф. Введенский, утверждая в духе кантианства, что метафизика как наука (о подлинном бытии, о «вещах в себе») невозможна и что всякая метафизическая теория, также и материализм, недоказуема и неопровержима, говорит, что непонятность происхождения психических процессов из материальных не свидетельствует против материализма. Под словом понятность он разумеет при этом аналитическую необходимость следования, т. е. такое отношение между двумя мыслями, когда одна мысль вытекает из другой на основании закона тожества. Такую понятную связь между мыслями он называет логическою, и отличает её от связей между фактами, т. е. от реальных связей, которые выражаются в синтетическом суждении и не обязаны быть понятными, но должны быть принимаемы просто, как фактически существующие [LXVI].

Такое учение о непонятности всякой причинной связи может быть принято только в связи с агностицизмом и феноменализмом, утверждающим, что нам известны лишь наши представления (явления), возникающие в нашей душевной жизни на основе непознаваемого подлинного бытия (вещей в себе). Такой феноменализм отвергает метафизическое понятие причинной связи как подлинного порождения, причинения.

Для Юма, например, причинная связь есть не более как ассоциация в человеческом уме двух представлений, часто следовавших в опыте друг за другом во времени [LXVII]. Поэтому он говорит: «Что угодно может быть причиною чего угодно».

Гносеология интуитивизма, наоборот, утверждает, что знание есть созерцание самого подлинного живого бытия и наблюдение причинной связи есть более или менее полное видение самой лаборатории природы самого акта порождения одним бытием других новых содержаний бытия Чем более полно это видение, тем более понятно, как из одних содержаний бытия вырастают другие [LXVIII]. Так, более или менее понятна для нас такая связь фактов, как падение кеглей от толкающего их шара или раздробление стёкла от удара камня. Но возникновение красного цвета вследствие перемещений электронов в пространстве или возникновение чувства радости из столкновения молекул в нервной системе есть нечто совершенно непостижимое. Прав был Дю-Буа-Реймон, когда признал, что происхождение психического процесса из материального никогда не будет постигнуто человеческим умом, и провозгласил своё знаменитое «Ignorabimus» *. Не прав он был, однако, в том, что воображал, будто фактически это непонятное соотношение процессов существует: оно непонятно просто потому, что оно невозможно и в действительности психические процессы и чувственные качества порождаются не движением частиц материи.

После этих замечаний, указывающих на странности материалистического миропонимания, перейдем к тем критическим соображениям которые уже определенно содержат в себе опровержение материализма.

Они могут быть найдены, исходя из любой основной философской науки, – из гносеологии, метафизики, этики, эстетики.

Гносеологический аргумент против материализма я формулирую следующим образом. Если бы мир был построен так, как это утверждает материализм, то человек не мог бы доказать, что материалистическое миропонимание есть истина. В самом деле, материалист, если он не является сторонником непосредственно противоречивого эквативного материализма, полагает, что знание о мире слагается из психических состояний, из ощущений, восприятий, воспоминаний и т. п., причинно обусловленных воздействием внешнего мира на органы чувств, глаз, ухо и т. п. Таким образом, согласно учению самого материализма, пытающегося решить гносеологическую (т. е. теоретико-познавательную) проблему, человек никогда не наблюдает материи: в непосредственном опыте он всегда находит только свои собственные психические состояния. Опираясь на эти данные опыта, каким образом можно доказать, что кроме них существует ещё что бы то ли было? На основании указанного учения о составе сознания, о составе всего опыта, последовательнее всего прийти к солипсизму (т. е. к учению о том, что достоверно известное бытие есть только я сам, мои психические состояния). Если я допущу в виде гипотезы что мои психические состояния обусловлены какою-то внешнею причиною, то для дальнейшего развития этой гипотезы всего правильнее будет представить себе это внешнее бытие по аналогии с единственно наблюдаемым мною достоверно бытием, именно по аналогии с моими психическими состояниями, т. е. представить себе, что кроме меня есть другие существа, имеющие ощущения, чувства, хотения и т. п. Таким образом получается какой-нибудь из видов панпсихизма, т. е. одностороннее учение, противоположное материализму, утверждающее, что материи совсем нет и что весь мир состоит только из психического бытия.