Чувство древнее, как мир

При версальском дворе существовали две, если так можно выразиться, женские партии. Наиболее высокое официальное положение имели три незамужние дочери Людовика XV Аделаида, Виктория и Софи. Положение определяло их самое почетное место во время обедов, балов, приемов и прочих мероприятий. Однако можно было приобрести реальную власть, минуя династические законы. Для этого существовал фаворитизм. Если предыдущая знаменитая метресса Людовика XV, та, чье имя стало нарицательным, маркиза де Помпадур, была хотя бы женщиной достойной, то нынешняя, графиня Дюбарри, по некоторым сведениям, попала в спальню короля прямо из публичного дома. Но задержалась надолго. Ей нашли фиктивного мужа с титулом, у нее появился свой небольшой дворец в Версале, лучшие наряды и драгоценности, лучший выезд. Самым надежным способом для искателей должностей и королевских милостей было стать своим человеком в салоне мадам Дюбарри. И все бы хорошо для счастливицы, если бы большинство придворных дам не продолжало ее считать публичной девкой. Такая ситуация случалась при королевских дворах. Вспомним хотя бы прошлое русской императрицы Екатерины I.

Но вот в Версале появилась новая персона, супруга наследника престола, в дамском табеле о рангах сразу занявшая высшую ступеньку. Причем Мария-Антуанетта вела себя совершенно независимо, несмотря на молодость и малоопытность. И графиня Дюбарри увидела в ней шанс на формальное признание своего сомнительного статуса.

Согласно правилам этикета во время приема или бала дама не могла первой заговорить с той, что была выше ее в придворном звании. Только наоборот. Хорошо обученная этому в свои первые светские выходы, Мария-Антуанетта дозированно, согласно установленному порядку заговаривает с одной, другой, пятидесятой, сотой дамой. Проходят месяцы, проходит год, другой. Дофина привечает всех, кроме графини Дюбарри, фаворитки короля. Тетки мужа втянули дофину в эту интригу, и ей понравилось. Действительно, с какой это стати девице из рода Габсбургов, супруге Бурбона обращать внимание на выскочку, бывшую проститутку?

Когда всевозможные ухищрения не помогают, Дюбарри жалуется королю, а король исполняет все ее желания. Он вызывает к себе австрийского посланника Мерси и просит его повлиять на Марию, зная, что Мерси выполняет также роль "представителя материнского авторитета" при своевольной дофине. Мать же единственная, кого Мария-Ан-туанетта хотя бы немного уважает, хотя бы немного побаивается. И вот дофина обещает графу Мерси, а через него и королю, что на ближайшем приеме заговорит с Дюбарри. Но не выполняет обещания.

Король Людовик XV, которому на многое наплевать, но только не на честь своей метрессы, взбешен. И самое опасное в этой ситуации, что августейшее бешенство может повлиять на с трудом выстроенные благополучные франко-австрийские отношения. И все из-за упрямой шестнадцатилетней девчонки. В Европе тем временем назревает крупная и не слишком чистоплотная политическая акция - Австрия, Пруссия и Россия готовятся к Первому разделу Польши. Теперь уже и Мария-Терезия напугана - а что, если из-за глупой дофины разгневанный Людовик XV вмешается, воспротивится, потребует своей доли? Она пишет Марии-Антуанетте: "Что тут страшного - поздороваться с кем-то?"

И только этот материнский почти приказ разрешает сложную ситуацию. На королевском приеме 1 января 1772 года, заранее отрепетировав эту публичную сцену, Мария-Антуанетта, стоя к графине Дюбарри вполоборота, говорит так, что это можно принять за прямое обращение:

- Сегодня в Версале на балу много людей.

И все. Но этими словами куплено согласие Франции на раздел Польши.

* * *

Живой, подвижной натуре Марии-Антуанетты быстро наскучил Версаль с его этикетом, скучными обязанностями и мелкими интригами. Рядом, всего в двух часах езды огромный Париж с его театрами, с его шумными празднествами, с его маскарадами, где можно обходиться без лишних церемоний. Вокруг дофины быстро складывается кружок приближенных: братья дофина, принцесса де Ламбаль, герцог Лозен, принц Линь - все сплошь богатые блистательные бездельники.

С этой компанией с разрешения покладистого дофина или даже без оного и, разумеется, без его участия Мария-Антуанетта пару раз посетила главный город своей новой страны. Дворцы, театры, музеи, сады произвели на нее, конечно, благоприятное впечатление, но вот улицы, площади, народ... Сквозь окошки кареты долетала вонь сточных канав. Это был не ее мир, она о нем ничего не знала, да и знать не желала.

А народ пока еще не знал свою будущую королеву. Критика власти еще не набрала должных оборотов. В народе еще только добродушно посмеиваются над слухами о незадачливом супруге-дофине и скорее жалеют юную супругу.