Чувство движения. Интеллектуальная история

К 1830 году понятие вполне определенного мышечного чувства утвердилось в терминологии английских, французских и немецких ученых, в медицинских и философских кругах. Траси, Браун, Белл, Милль и другие отвели ему центральное место в своих исследованиях, посвященных источникам познания реальности. Стиль описания этого узнавания реальности был очень близок обыденному пониманию, выраженному в пинке доктора Джонсона, продемонстрировавшего его физическую ощутимость. Отсюда возникает следующая историческая возможность: когда авторы сочинений по ментальной науке указывали на движение и мышечное чувство как на источники познания реальности, создается авторитетное интеллектуальное обоснование того, что обычный человек воспринимал как нечто само собой разумеющееся. В этом случае для разговора о движении и мышечном чувстве уже имелась подготовленная аудитория. Что и объясняет быстрое распространение таких рассуждений. К середине XIX века авторы, публиковавшие свои труды или печатавшиеся в периодических изданиях, предназначенных для образованных людей того времени, конечно, не сомневались в том, что с понятием мышечного чувства их читатели уже хорошо знакомы.

Глава 7 «В начале было Дело»

Итак, действие предшествует появлению вещей и организмов как объектов.

Джордж Герберт Мид (Mead, 1938, p. 147)

Активность сознания

В 1820-е годы рассуждения о мышечном чувстве, или мышечном ощущении, уже утратили новизну, поэтому разумно было бы предположить, что дальше через физиологию и психологию начнет разворачиваться ровный и прямой исследовательский путь – с начала XIX века до нашего времени. И действительно, я остановлюсь на работах по физиологии и психологии, в которых был сформирован современный взгляд на чувство движения. Но история эта гораздо сложнее. Дело в том, что она охватывает, как уже было видно из описания действующих сил, субъективное восприятие силы, а также прилагаемого усилия и жизни в целом. В этой главе я глубже разовью данную тему, рассмотрев романтический и идеалистический подходы в философии и в анализе чувствительности. А также приведу основания для выводов о современном увлечении практикой изобразительного движения как символической агентностью и эстетикой индивида в качестве активного участника этого процесса. История дает богатые возможности для понимания, почему движение так важно для людей – важно как в случае искусства движения, так и в политическом и нравственном аспекте, когда человек обладает свободой движения или, наоборот, ее лишен.

Писатели-романтики в начале XIX века, а следом за ними историки литературы и психологии возлагали вину на теории сознания XVIII века за пассивность в описании психической жизни[95]. Однако эта пассивность наблюдалась, скорее, в интерпретациях, чем в оригинальных сочинениях. Примечательно, что Локк наделил сознание/ум (mind) способностью рефлексии и чувствительности. И если анализ обретения знания, предложенный Кондильяком, неизбежно связывается с образом статуи, которая последовательно овладевает различными чувствами, то жить статуя все-таки начала в движении. Труды об осязании и далее о чувстве движения предоставили концептуальную возможность появиться «паре» движение – сопротивление[96]. Обширная литература с характеристикой жизни в здравии и болезни была полна отсылок к организующим силам. Тем не менее нельзя не признать, что к концу XVIII века появилось немалое количество более систематизированных философских сочинений о стремлении, жизненной силе, духе, воле и других сходных характеристиках активности, присущей психике, что находило отклики и развитие на протяжении, по крайней мере, всего следующего столетия. Ученые искали средства, с помощью которых эта активность передается личной и коллективной культуре и происходит Bildung (нем. «формирование»). Без сомнения, рассуждения о силе, действии, власти, сопротивлении и движении присутствовали также в политике. Название этой главы отсылает к словам Фауста из знаменитой трагедии Гёте, свидетельствующим о вере в созидательную способность действия. Говоря с самим собой, Фауст начинает свои раздумья со строки из Евангелия от Иоанна, и в конце концов его «дух» (нем. Geist), а в русском переводе «чувство» подсказывает ему принцип сотворения мира: