Чувство движения. Интеллектуальная история

В Великобритании теория центральной иннервации мышечных ощущений прежде всего ассоциируется в массовом сознании с именем психолога Александра Бэна. Поскольку Бэн (наряду со Спенсером) играет существенную роль в обосновании натурфилософского подхода к чувству движения, выше я отвел его взглядам достаточно места. Остается только добавить, что независимо от нашего отношения к его воззрениям он на протяжении десятков лет пользовался непререкаемым авторитетом, так что первый редактор журнала «Разум. Вопросы психологии и философии», основанного в 1876 году (при финансовой поддержке Бэна), объявил мышечное чувство «наиважнейшим для современной психологии» (Robertson, 1877, p. 98). Бэн исходил из принципа параллелизма, утверждая наличие поляризованных пассивных сенсорных состояний и ментальных актов, с одной стороны, и поляризованных сенсорных и двигательных процессов в нервной системе, с другой. Бэн заявил – и заявление это не осталось без последствий, – что, если двигательная активность не сопровождается никаким ментальным ощущением, никаким чувством усилия и волевого движения в противоположность сенсорным процессам, которым определенно сопутствуют ощущения, значит, «самое существенное различение [между сенсорными и активными функциями], какое только возможно провести в сфере разума, лишено всякой физиологической опоры» (Bain, 1864, p. 92, note). Не один он так рассуждал. Джон Хьюлингс Джексон, врач лондонской неврологической больницы на Куин-сквер, повлиявший на всю британскую неврологию XX века, вторил ему: «Поскольку общепризнано, что низшие отделы нервной системы – это отделы сенсорно-моторные, то априори вероятно, что и высшие отделы, представляющие собой физическую основу сознания, должны иметь такой же характер»[135]. Психолог Бэн и практикующий врач Джексон стояли на одной позиции: за произвольными движениями стоит осознанность центральной иннервации.

Экспериментальная физиология и клинические исследования

Мышечное чувство представляло собой не столько специфический предмет научного исследования, сколько поле для дискуссий, в которых пересеклись разнообразные интересы. Для того чтобы дать сколько-нибудь наглядную картину этой многосторонней, охватившей весь научный мир полемики, необходимо принять во внимание работы, которые велись тогда и в области физиологии, и в области медицины. Физиологи и врачи получали, как правило, одинаковую научную подготовку, многие экспериментаторы имели врачебный диплом, а исследователи мышечного чувства делали доклады и печатали статьи по физиологии и медицине, не проводя между ними границы.

К 1830-м годам изучение функциональной анатомии сенсорно-моторных и рефлексивных процессов нервной системы шло полным ходом. И это скорее осложняло, нежели облегчало исследование собственно мышечного чувства. Так, в 1840-х годах Иоганн Вильгельм Арнольд выдвинул идею, согласно которой в двигательных нервах возникают не только сенсорные (чувствительные) и моторные (двигательные) импульсы, но и некие «возвратные» импульсы, возвращающие сигнал от периферических моторных нервов, что сопровождается ощущением двигательных процессов. Эта идея нашла своих сторонников[136]. Ее подхватил Дж. Г. Льюис, английский физиолог-самоучка, хотя в своих рассуждениях он исходил не из экспериментальных данных, а из того, что, по его убеждению, составляло общий биологический принцип: подобные ткани должны выполнять подобные функции. Опираясь на этот принцип, он утверждал, что если импульсы в нервных волокнах сопутствуют ощущению в некоторых случаях, то они должны сопутствовать ощущению во всех случаях: таким образом, моторные нервы наряду с сенсорными сообща обслуживают чувствительность. И значит, двигательное чувство есть не что иное, как мышечное ощущение: «Если [двигательные] мышечные нервы возбуждают какую-либо чувствительность, ее следует признать тем, что мы называем мышечным чувством, благодаря которому мы пользуемся всем разнообразием сокращений, потребных для наших движений» (Lewes, 1859–1860, vol. 2, p. 35)[137]. Льюис, однако, полагал, что мышечная чувствительность обычно не достигает уровня осознанного восприятия; мышечный контроль осуществляется по большей части бессознательно. Даже если вся нервная деятельность сопряжена с разумом, из этого не следует, что она непременно сопряжена с сознательным разумом. И далее Льюис вновь настаивает на важности мышечного чувства для восприятия в целом, связывая мышечное чувство с познанием «реального» – того, что происходит объективно: