Чувство ежа

Виола обернулась. С сомнением посмотрела на узкий переулочек, из которого вышла. Наверное. Потому что больше ж неоткуда!

В переулочке было темно – фонари там не горели. И как-то совсем неуютно.

Она все же шагнула к переулку, но к горлу тут же подкатила горькая тошнота и ужасно захотелось побежать туда, где светло. Или хоть телефоном посветить. Только телефона в кармане пижамы нет… Нет? Точно?

Она на всякий случай проверила, проведя ладонью по бедру. Тьфу ты, что за дурь, откуда карманы в пижаме!

И задрожала.

Мокро, холодно. Страшно. То есть немного совсем страшно! Надо скорее домой! А то ангина гарантирована!

Она заставила себя сделать еще шаг к переулку. Там же не может быть ничего страшного. Никого. Маньяки по утрам не ходят, только дворники. А ей надо домой, скорее, тут же совсем недалеко!..

Там, в переулке, что-то пошевелилось.

Кошка, наверное?..

Виола даже не смогла додумать про кошку – тело само развернулось и побежало прочь, от страшного, опасного, от того, кто смотрит и догоняет, и хочет ее убить… нет, даже не убить, сделать что-то еще хуже!..

Она неслась вдоль странной улицы, освещенной газом, не глядя по сторонам. Ее преследователь не отставал – его шаги отдавались гулким эхом то сзади, то сбоку, то со всех сторон сразу…

Она остановилась резко, вмиг. До того, как успела понять – еще шаг, и она упадет. Вот в эту дыру в мостовой, рваную, глубокую, невесть откуда взявшуюся.

С опаленными и вывернутыми краями. С торчащими металлическими обломками. И, кажется, там внутри была человеческая рука.

Виола попятилась.

Заставила себя оторвать взгляд от дыры, поднять на дом рядом…

И чуть не заорала от ужаса.

Дом глядел на нее пустыми глазницами выбитых окон, щерился разломом в стене. И соседний. И следующий. И…

Господи, где я? Зачем? Почему?..

Словно ответом на этот вопрос прямо над головой высоко и страшно завыло, и кто-то закричал – жалобно, непонятно.

Виола все же зажмурилась. Она точно знала – этого не может быть на самом деле. Сейчас она проснется. Дома. В своей теплой постели. И все будет хорошо.

– Вы потерялись, mia bella?[41] – раздался вкрадчивый голос.

Мужской.

Знакомый.

Виола открыла глаза.

Ужасные разрушенные дома никуда не делись. Дыра в мостовой… нет, дыры – их было много – тоже. А к ней шел незнакомец в светлом костюме, идеально причесанный и выбритый… в совершенно неуместных здесь, в этой разрухе, роскошных замшевых туфлях без единой пылинки… Он смотрел на нее мягко и сочувственно и протягивал ей руку.

«Наконец-то! Хоть кто-то живой, хоть кто-то выведет меня отсюда!» – и даже шагнула навстречу.

И тут он улыбнулся.

Именно тогда Виола его и узнала – по улыбке как у голодной щуки.

– Нет, я не потерялась, – твердо сказала она. Ну, то есть почти твердо, а что голос задрожал и сел – так это же не от страха, а от холода. Конечно, от холода – в пижаме-то под дождь!

И почти тут же что-то толкнуло под руку. Что-то, пахнущее собакой, большое, шерстяное и такое теплое, что даже голос дрожать перестал. Ну, почти перестал.

– Не подходи ко мне.

– Не бойтесь, мадонна, я помогу вам…

Ага, как в прошлый раз? Нет уж, спасибо! Виола с трудом отвела взгляд от его мертвых глаз и этой жуткой рыбьей улыбки, сжала пальцы на мохнатом песьем загривке и одними губами скомандовала:

– Фас.

Пес словно только команды и ждал. Дернулся вперед, зарычал – и незнакомец отшатнулся, выругался и стал растворяться в тумане, пока не растворился совсем. Пес пролаял ему вслед что-то презрительное, повернул морду и лизнул Виолу в ладонь.

Заглянул в глаза, почудилось – вопросительно. Мол, что ты тут делаешь, совсем одна?

– Заблудилась я, – призналась Виола и почесала псу морду. – Может, ты знаешь, как отсюда выбраться?

Дурость, конечно, пса об этом спрашивать, а если больше некого?

Пес повернул морду набок, высунул язык и лукаво прищурил глаза. Встряхнулся, как после дождя. И потрусил вперед, поминутно оглядываясь. Мол, так уж и быть, провожу тебя, горе ты луковое.

Виола пошла следом. По той же улице, только мостовая была без дыр. Но и без асфальта. Снова под ногами были булыжники, а фонари не горели вовсе. И дома, кажется, были местами двухэтажные, и некоторых не хватало.

Впереди запахло рекой. Нева! Пес вывел ее к Неве, от реки-то она точно доберется до дому!

Она так обрадовалась, что совершенно забыла о мостовой и тапках.

Резкая боль прошила левую щиколотку, нога подломилась.

Все вокруг внезапно обрело невероятную ясность, а надежда на то, что ей снится сон, – истаяла, как рассветный туман. Петербуржский холод, особняки, стук копыт по мостовой, полосатая будка жандарма – все это существовало на самом деле, здесь и сейчас. И она сама тоже. Здесь и сейчас.

Как? Неважно. Почему? Тоже. Главное – добраться до дома наконец.

Пес помог ей не упасть, укоризненно глянул и лизнул ногу – мокрым горячим языком. И подставил холку, чтобы можно было опираться. Хороший пес. Добрый. Вот дойдет Виола до дому и кольцо колбасы ему подарит.

Где-то рядом каркнула спросонья ворона. Хлопнуло окно. Вдали, над Невой, раздался гудок – то ли заводской, то ли пароходный.