– Разумеется, мадонна Феличе! – воскликнул Бенвенуто. – Считайте, что ваша тайна в руках не менее надежных, нежели руки преподобного настоятеля Санта Мария дель Фьоре.
– Вы столь благородны, маэстро… однако не передумаете ли вы, когда узнаете… – мадонна Феличе посмотрела на него с отчаянием. – Но я доверюсь вам всецело, потому что если и есть на свете человек, способный своим искусством приблизиться к чуду, то лишь вы.
С этими словами она сняла с пояса вышитый кошель, распустила завязки и высыпала на стол горсть золотых монет, несколько дорогих перстней и золотой медальон старой венецианской работы: раскрыв его, Бенвенуто нашел в нем прядь золотых волос.
– Я понимаю, что это слишком ничтожная сумма за то великое дело, о котором я попрошу, но я не решилась брать с собой больше, улицы Флоренции слишком опасны для одинокой женщины. А сопровождение… смею надеяться, никто не обратил на меня внимания. Ведь я, в отличие от моей сестры, не благородная дама. – Мадонна Феличе чуть грустно улыбнулась и пододвинула горсть монет ближе к Бенвенуто. – Как вы уже догадались, маэстро, моим отцом был весьма знатный дворянин, настолько знатный, что в связи с этой удивительной и печальной историей мне бы не хотелось называть его имени. Мой отец человек воистину благородный и щедрый, он дал мне прекрасное воспитание и позволил быть рядом с моей молочной сестрой. Лилианой. Мы росли вместе…
Мадонна Феличе рассказывала, а Бенвенуто смотрел на нее и думал, насколько же обманчиво бывает первое впечатление. О да, мадонна Феличе не была юной красавицей, ее взгляд не зажег бы пламени страсти в мужском сердце. Но в ее речи, во всей ее позе было столько надежды и смирения, столько любви к неведомой Лилиане, сколько может быть лишь у святой.