Чувство и чувствительность

– Более гнусного сарая мне видеть не приходилось, – сказал мистер Палмер.

Марианна хранила молчание, но по ее лицу было видно, с каким интересом она слушает.

– Неужели все там так уж безобразно? – продолжала миссис Палмер. – Значит, мне говорили про какой-то другой очаровательный дом.

Когда они сели за стол, сэр Джон с сожалением заметил, что их всего восемь.

– Душа моя, – сказал он, обращаясь к своей супруге, – какая досада, что нас так мало. Почему ты не пригласила Гилбертов приехать к нам сегодня?

– Разве, сэр Джон, когда вы говорили со мной об этом, я не объяснила вам, что вы просите невозможного? Ведь последними обедали они у нас.

– Мы с вами, сэр Джон, о таких церемониях и думать не стали бы, – сказала миссис Дженнингс.

– И показали бы, что дурно воспитаны! – вскричал мистер Палмер.

– Любовь моя, вы всех опровергаете, – заметила его жена с обычным своим смехом. – Знаете ли, это очень грубо.

– Не вижу, кого я опровергал, сказав, что ваша мать дурно воспитана.

– Поносите, поносите меня сколько вашей душе угодно, – вмешалась его добродушная теща. – Шарлотту с шеи у меня вы сняли и назад водворить ее не можете. Тут уж верх остается за мной.

Шарлотта от всего сердца рассмеялась при мысли, что муж не может от нее избавиться. Пусть дуется на нее сколько ему угодно, объявила она с торжеством, жить-то они все равно должны вместе. Более счастливую натуру, упрямо сохраняющую веселое расположение духа, чем миссис Палмер, и вообразить было невозможно. Нарочитое равнодушие, грубость и брюзгливость мужа ничуть ее не трогали, и когда он бранил или язвил ее, она только весело смеялась.

– Мистер Палмер такой чудак! – шепотом сообщила она Элинор. – Он всегда в дурном настроении.

Элинор после некоторых наблюдений не была склонна поверить, что он и в самом деле такой неисправимый брюзга и неблаговоспитанный невежа, каким тщился выставить себя. Быть может, характер у него стал несколько более кислым, когда, подобно многим другим мужчинам, он обнаружил, что, по неизъяснимой причине отдав предпочтение красоте, оказался мужем очень глупой женщины, – Элинор знала, что подобного рода промахи весьма обычны и разумный человек довольно скоро перестает страдать и свыкается со своим положением. Нет, решила она, это презрительное обхождение со всеми и поношение всего, что он видел, были скорее плодом стремления выделяться среди других людей желанием показать свое превосходство над ними. Само это желание не представляло собой ничего удивительного или редкого, но средства его достижения, как бы успешно они ни утверждали его бесспорное превосходство в невоспитанности и грубости, не придавали ему привлекательности ни в чьих глазах, кроме его жены.

– Ах, милая мисс Дэшвуд, – сказала миссис Палмер несколько минут спустя, – я хочу просить вас и вашу сестрицу о величайшем одолжении. Не приехали бы вы на Рождество погостить в Кливленде? Прошу вас! И приезжайте, чтобы застать Уэстонов. Вы и вообразить не можете, как счастлива я буду! Любовь моя, – обратилась она к мужу, – ведь вы бы очень желали, чтобы мисс Дэшвуд и мисс Марианна погостили в Кливленде?

– Разумеется, – ответил он с презрительной усмешкой. – Иначе зачем бы я приехал в Девоншир?

– Ну вот! – воскликнула миссис Палмер. – Как видите, мистер Палмер приглашает вас. И отказать вы не можете!

Но они обе поспешно и с большой твердостью ответили отказом.

– Но нет же! Вы обязательно должны приехать и приедете. Я знаю, вам у нас очень понравится. И Уэстоны приедут. Все будет восхитительно. Вы и вообразить не можете, какое Кливленд прелестное место! И у нас сейчас так весело, потому что мистер Палмер все время ездит по графству, чтобы заручиться поддержкой на выборах в парламент. И к нам обедать съезжаются столько людей, кого я прежде в глаза не видела! Это одно очарование! Но бедненький! Как его это утомляет! Ему же надо всем нравиться!

Элинор еле сдержала улыбку, согласившись с тем, что подобная необходимость весьма тяжела.

– Как будет очаровательно, – продолжала Шарлотта, – когда он станет членом парламента, не правда ли? Как я буду смеяться! Так забавно, что на всех его письмах будет ставиться «Ч. П.»! Но знаете, он говорит, что моих писем ни за что франкировать не станет. Ни в коем случае, говорит он. Не так ли, мистер Палмер?

Мистер Палмер словно ее не слышал.

– Вы знаете, он терпеть не может писать! – продолжала она. – Он говорит, что это просто ужасно!

– Нет, – сказал ее муж, – я никогда подобной нелепости не говорил. Не приписывайте мне собственные упражнения в изящной словесности.

– Вот! Видите, какой он смешной чудак! И так всегда! Иногда он по полдня со мной не разговаривает, а потом скажет что-нибудь такое смешное! Ну о чем угодно!

Когда они удалились в гостиную, миссис Палмер чрезвычайно удивила Элинор, выразив убеждение, что мистер Палмер ей, несомненно, чрезвычайно понравился.

– Разумеется, – ответила Элинор, – он так любезен!