Читаем Чувство и чувствительность полностью

Чувство и чувствительность

Но романтической мечтательницей Джейн точно не была, хотя в молодые годы иной раз с удовольствием танцевала на вечеринках, впрочем, трезво оценивая свои возможности обольщения: «Не думаю, что пользовалась особой популярностью: кавалеры склонны были приглашать меня, только если у них не оставалось иного выбора». Она предпочитала стричь волосы спереди, чтобы не возиться с укладкой, а то и просто убирала их под чепчик, а ее отношения к нарядам вполне исчерпываются одной фразой: «Я никак не могу решить, что мне делать с новым отрезом на платье; как бы я хотела, чтобы подобные вещи продавались уже готовыми».

Зато отзывы о своих произведениях она охотно выслушивала и даже записывала, коллекционируя высказывания за и против. По воспоминаниям знакомых, ее расстраивало, что читатели по большей части отдавали предпочтение первым романам, прежде всего «Гордости и гордыне», и меньше интересовались последующими. Но сочиняла она вовсе не из тщеславия, корыстные соображения не имели над ней власти, ни больших денег, ни особой славы при жизни она не получала. Пожалуй, желание писать было для нее естественным и не было обусловлено ничем, кроме удовольствия с иронией и остроумием описывать ту реальность, что она видела: «И если бы мне нельзя было ни разу посмеяться над собой и над другими, уверена, что уже к концу первой главы я повесилась бы от отчаяния».

Как писала Екатерина Гениева, исследовательница творчества Джейн Остин: «Английская литература славится своими женщинами-романистками (…) Наверное, самая великая среди них – Джейн Остин. Она совершила революцию в повествовательном искусстве, утвердив за романом его главенствующую роль и доказав, что женщина имеет право на творчество. Ведь Джейн Остин взялась за перо, когда романы считались не женским делом, взялась, зная, что ей (…) не от кого ждать помощи и поддержки. Но она писала для своих читателей и победила. Творчество “несравненной Джейн”, как назвал ее Вальтер Скотт, и поныне продолжает быть живой традицией, а ее суждения о романе, произведении, в “котором выражены сильнейшие стороны человеческого ума” и дано “проникновеннейшее знание человеческой природы”, не потеряли своего значения и в сегодняшних литературных спорах».