Чувство и чувствительность

Люси, которая равно стремилась угодить и тем, и другим, полагала, что оба мальчика для своего возраста удивительно высоки, и даже вообразить не могла, что один хотя бы на волосок выше другого, а мисс Стил со всей поспешностью еще горячее высказывалась в пользу и того, и другого.

Элинор, один раз заметив, что, по ее мнению, выше Уильям, – чем еще сильнее оскорбила миссис Феррарс и Фанни, – не считала нужным отстаивать свое мнение новыми его повторениями, а Марианна, когда воззвали к ней, оскорбила их всех, объявив, что ей нечего сказать, так как она никогда над этим не задумывалась.

Перед отъездом из Норленда Элинор очень искусно расписала для невестки два экрана, и они, только что натянутые на рамки и доставленные сюда, украшали гостиную; на них упал взгляд Джона Дэшвуда, когда он сопроводил остальных джентльменов в гостиную, и они тут же были услужливо вручены полковнику Брэндону, чтобы тот мог ими полюбоваться.

– Это рукоделие моей старшей сестры, – сказал мистер Дэшвуд, – и вы, как человек с тонким вкусом, полагаю, оцените их по достоинству. Не знаю, доводилось ли вам уже видеть ее рисунки, но, по мнению всех, они бесподобны.

Полковник, хотя и заметил, что он отнюдь не знаток, но похвалил экраны с жаром, как, впрочем, похвалил бы любую вещь, расписанную мисс Дэшвуд. Это, как и следовало ожидать, возбудило общее любопытство, и экраны начали переходить из рук в руки. Миссис Феррарс, не расслышавшая, что это работа Элинор, непременно пожелала взглянуть на них, и, после того как они удостоились лестного отзыва леди Мидлтон, Фанни подала их матери, заботливо осведомив ее, что они расписаны мисс Дэшвуд.

– Гм, – заметила миссис Феррарс, – очень мило! – И, даже не взглянув на них, возвратила их дочери.

Быть может, Фанни все-таки на миг показалось, что такая грубость чрезмерна, потому что, чуть-чуть покраснев, она поторопилась сказать:

– Да, не правда ли, они очень-очень милы? – Но тут же, по-видимому, испугалась, что позволила себе излишнюю вежливость, которую можно счесть за одобрение, и добавила: – Не кажется ли вам, что они несколько напоминают стиль мисс Мортон, сударыня? Вот кто пишет красками поистине восхитительно! Как очарователен последний ее пейзаж!

– Да, очарователен. Но да ведь она во всем бесподобна!

Этого Марианна стерпеть не могла. Миссис Феррарс сразу же ей не понравилась, а такие неуместные хвалы другой художнице в ущерб Элинор – хотя она не подозревала, что за ними кроется на самом деле, – заставили ее тут же пылко воскликнуть:

– Очень странная дань восхищения! Что нам мисс Мортон? Кто ее знает, кому она интересна? Мы думаем и говорим сейчас об Элинор! – И, взяв экраны из рук невестки, принялась восхищаться ими так, как они заслуживали.

Миссис Феррарс, видимо, разгневалась и, еще выпрямив и без того прямую спину, ответила на эту язвительную тираду:

– Мисс Мортон – дочь лорда Мортона!

Фанни, казалось, рассердилась не меньше, и ее муж совсем перепугался дерзости сестры. Вспышка Марианны ранила Элинор гораздо больше, чем причина, ее вызвавшая, но устремленные на Марианну глаза полковника Брэндона свидетельствовали, что он видит лишь ее благородство, лишь любящее сердце, которое не снесло обиды, причиненной сестре, пусть и по столь ничтожному поводу.

Но Марианна не успокоилась. Спесивое пренебрежение, с каким миссис Феррарс с самого начала обходилась с Элинор, сулило ее сестре, как ей казалось, терзания и горе, к которым ее собственная раненая чувствительность внушала ей особый ужас, и, подчинившись порыву любви и возмущения, она подбежала к сестре, обвила рукой ее шею и, прижавшись щекой к ее щеке, произнесла тихим, но ясным голосом:

– Милая, милая Элинор, не обращай на них внимания. Они не стоят твоего огорчения.

Речь ее прервалась. Не в силах справиться с собой, она спрятала лицо на плече Элинор и разразилась слезами. Все обернулись к ней, – почти все с искренней тревогой. Полковник Брэндон вскочил и направился к ним, сам не понимая зачем. Миссис Дженнингс с весьма многозначительным «Ах, бедняжка!» тут же подала ей свою нюхательную соль, а сэр Джон воспылал таким негодованием против виновника этого нервического припадка, что немедленно подсел к Люси Стил и шепотом вкратце поведал ей всю возмутительную историю.

Впрочем, несколько минут спустя Марианна настолько оправилась, что отказалась от дальнейших забот и села на свое прежнее место. Однако до конца вечера она пребывала в угнетенном состоянии духа.

– Бедная Марианна! – сказал вполголоса ее брат полковнику Брэндону, как только ему удалось заручиться его вниманием. – Она слабее здоровьем, чем ее сестра, и очень нервна. Ей не хватает крепкой конституции Элинор. И нельзя не признать, насколько тяжело переносить юной девице, которая была красавицей, утрату былой прелести. Возможно, вы не поверите, но всего лишь несколько месяцев назад Марианна была очень красива, – не менее, чем Элинор. Теперь же, как вы видите, она совсем увяла.

Глава 35