Чувство льда

Уже два часа ночи, но спать совсем не хочется, возбуждение не отпускает. Вечеринка давно закончилась, Нана проследила, чтобы всех, чье состояние вызывало у нее хотя бы малейшее беспокойство, посадили в машины и увезли по домам, потом вместе с Антоном дважды обошла все помещения клуба, выискивая, не завалялся ли в каком-нибудь тихом уголке кто-нибудь особо сильно напившийся из числа работающих в издательстве, мало ли, они, конечно, следили, но все могло случиться. И только после этого они с Тодоровым облегченно вздохнули и уехали. Антон деликатно спросил, может ли он подняться в квартиру вместе с Наной, и Нана мысленно поблагодарила его за тактичность, хотя с момента отъезда Никиты на сборы Тодоров и без того каждую ночь оставался у нее.

Еще поднимаясь в лифте, она была твердо уверена, что стоит ей переступить порог квартиры и переодеться, как она тут же свалится без сил и через три минуты будет спать как убитая, однако прошло уже добрых полчаса, Нана и переодеться успела, и душ принять, и даже чай зачем-то приготовила, а сна – ни в одном глазу. В голове беспрестанно крутились отдельные эпизоды минувшего вечера, и она критически осмысливала возникающие в памяти картины: все ли в порядке? не просмотрела ли чего, не упустила ли? Вспомнилось внезапно, как Тодоров подошел к Любови Григорьевне, как стояли они у двери и о чем-то разговаривали, и лицо у Филановской было не очень-то довольным. Наверное, это связано с тем поручением, которое она передала через Нану.

– Тоша, а что с нашей тетушкой? – спросила она. – Ты выполнил ее задание?

Тодоров посмотрел на нее внимательно и немного печально.

– Хорошо, что ты спросила, – медленно произнес он. – Я сам хотел поговорить с тобой об этом. Или, может, завтра? Ты, наверное, устала, а разговор может получиться длинным.

– Нет, давай сейчас, – Нана сразу встревожилась. – Там что, проблемы какие-то? У тебя не получается?

– Не получается, – кивнул Антон.

– Не можешь найти этого типа? Он кто? Он действительно отец Саши и Андрея? Или тетушка меня обманула? – Она сыпала вопросами, не дожидаясь ответа. Так бывало всегда, когда Нана волновалась, и эта же манера теперь проявляется у ее сына. Зря она в таких случаях делает Никите замечания, куда ж девать наследственность-то, ее в форточку не выкинешь.

– Тебя она не обманула. – Нана тут же мысленно отметила особенное построение фразы: первым Антон поставил слово «тебя» и сделал на нем акцент. Значит, Любовь Григорьевна Нану Ким не обманула, но обманула кого-то другого. Кого же?

– А тебя?

– Меня – пытается. Видишь ли, нашей тетушке кто-то пишет письма с невнятными угрозами, и она уверена была, что это делает отец ее племянников.

– Да ты что? – Глаза у Наны широко раскрылись и в течение тех полутора десятков минут, пока Антон излагал ей эпопею своих контактов с Любовью Григорьевной, оставались такими круглыми, что трудно было даже заподозрить в ней корейскую кровь.

– Понимаешь, – закончил Тодоров, – отец нашего шефа и его брата, к судьбе которого приложила руку Тамара Леонидовна: она имела контакты с сотрудником КГБ – я проверил это по своим каналам, – и этого человека сажали не без ее участия, – он давно умер, а его законный сын этих писем не писал, но тетушка ни в какую не хочет в это поверить. Ей во что бы то ни стало нужно, чтобы автором писем оказался единокровный брат ее племянников. И я чувствую, что где-то она врет. Или врет, или недоговаривает. И не могу понять почему. Ведь ей же хочется, чтобы я нашел того, кто шлет ей письма, и решил как-то вопрос, ей действительно этого хочется, и в то же время она не дает мне возможности выполнить свое же собственное поручение. Тут есть что-то такое, чего я никак не могу уловить.

– Ничего себе, – она раскачивалась, сидя на диване и держа в руке пустую чашку, чай из которой уже давно выпила, – вот это история! Значит, Саша и Андрюша не знают о том, что с их отцом сотворила их же бабуля! Могу себе представить, что будет, если они узнают… Кошмар!

– Нана, – Тодоров ласково взял ее за руку, словно пытаясь остановить поток эмоций, – можно задать тебе один вопрос?

– Конечно.

– Прошло две недели, даже чуть больше, с тех пор, как ты передала мне конверт от Любови Григорьевны. Я работал, выполнял ее поручение, но ты за это время ни разу не спросила меня, как дела, что за поручение, как я его выполняю. Почему? Тебе не интересно? Или ты получаешь информацию из другого источника?

Она почувствовала, как запылали щеки. Он прав.

– Честно скажу, я периодически напрочь забывала об этом, – призналась она. – Когда тетушка явилась ко мне с конвертом, я уже была с температурой и жуткой головной болью, да ты помнишь, наверное, ты же сам меня в тот день домой отвозил.

– Помню, – кивнул он.

– Ну и стерлось как-то из памяти, а если всплывало, то редко-редко. Ты обиделся?

– Не в этом дело. Ты говоришь – всплывало в памяти редко-редко. Значит, все-таки всплывало. Почему же ты не спросила ни разу? Ведь мы с тобой в последние дни много бываем вместе, каждый вечер, каждое утро. Почему, Нана? Ты знаешь что-то такое, что мне неизвестно?