Чувство льда

– Не только. Я считаю, что тебе нужно с ней расстаться.

– Это еще почему? – удивленно спросил Андрей.

– Так будет лучше.

– Для кого?

– Для всех. В первую очередь – для тебя. И для меня тоже. И Катерине будет лучше, она сможет найти себе мужа, пока еще молоденькая, а не тратить время на тебя без всякой надежды на семейный статус. Ну что ты девке голову морочишь? Ей замуж надо выходить, жизнь свою устраивать.

– Интересно ты рассуждаешь… Я даже готов согласиться с тобой. А может, мне самому на ней жениться, а?

– Она тебе не пара. Брось ее, Андрюха, вот тебе мой совет. И ее не мучай, и сам на нее время не трать. Она тебе совершенно не подходит, – решительно произнес Александр. – Тебе нужна совсем другая женщина.

– И ты, конечно же, знаешь, какая именно, – усмехнулся младший брат. – Санек, ты так усиленно агитируешь меня бросить Катю, что у меня зародилась некая мысль: уж не собираешься ли ты ее подобрать? Ну чего ты крутишь? Она тебе нравится? Ты нравишься ей? У вас что-то складывается? Так ты скажи прямо, не крути. Я спокойно отпущу ее и буду радоваться за вас обоих. К чему этот цирк-то разводить?

Горшков при этих словах повернулся к Станиславу и скорчил выразительную мину: дескать, вот что значит истинно братская любовь, даже бабу свою отдать не жалко, лишь бы братишке было хорошо.

– Это не цирк, – с металлом в голосе ответил Александр. – Я хочу, чтобы вы расстались. Ты должен ее бросить. Я не хочу, чтобы она продолжала с тобой жить. Она не должна больше появляться ни на Тверской, ни в издательстве. Она вообще не должна иметь отношения к нашей семье.

– Да что случилось, Саня? Она чем-то тебя обидела? Может, Любу, Тамару? Что-то не так сделала, не так сказала? Ты можешь объяснить по-человечески?

– По-человечески – не могу. Могу только так, как считаю нужным. Катерина являет собой прямую угрозу отношениям внутри нашей семьи. Она недостойна тебя, глупа и корыстна, и тебе лучше от нее избавиться. Иначе мы с тобой поссоримся.

– Так, – вздохнул Андрей. – Кое-что начинает проясняться. То-то она так не хотела ехать сюда, уже со вчерашнего вечера начала говорить, что у нее нет настроения и лучше бы ей побыть дома. Между вами кошка какая-то пробежала, причем как раз вчера, когда она была в издательстве, с цветочками вашими возилась. И что у вас произошло? Из-за чего вы поцапались?

Возникла пауза, во время которой Горшков снова повернулся к Янкевичу и выразительно приподнял одну бровь, будто говорил: вот сейчас начнется самое интересное. Станислава стала одолевать неловкость, ну что за идиотизм – стоять и подслушивать разговор шефа с братом, очень личный разговор, не имеющий отношения к служебным делам. Он легко мог бы представить себе ситуацию, когда такого рода подслушивание не вызвало бы у него отторжения, например, если в издательстве планируется реорганизация, но никто ничего конкретного о планах руководства не знает, и все нервничают: кого сократят, кого оставят, каким службам будут увеличивать штаты и зарплату, кому какие функции передадут и все в таком духе. Тогда – да, тогда возможность получить хоть какую-то информацию, пусть и таким сомнительным способом, может побудить человека поступиться некоторыми принципами. Но сейчас, когда братья выясняют сугубо интимные вещи? Нет, нехорошо как-то получается. Янкевич понимал, что нужно развернуться и уйти. Если Степану интересно – пусть остается и слушает дальше, а он, Станислав, должен уйти отсюда, если хочет сохранить остатки уважения к самому себе. И в то же время понимал, что уйти не может. Не хочет. Он хочет остаться и еще послушать, как Александр Филановский навязывает собственную волю родному брату. Половина женщин в издательстве ходит в одежде, навязанной вкусом директора, даже если она им не нравится или совершенно не идет. Сам Янкевич живет в квартире, отремонтированной и оформленной в соответствии со вкусом шефа, и они с женой постоянно раздражаются, потому что жить в этой обстановке невозможно. А вот Филановскому понравилось, он специально приезжал посмотреть, как «его» дизайнеру удалось обновить их квартиру, и Станислав с женой Светланой мило улыбались, благодарили и наперебой говорили о том, как в их жилище теперь стало замечательно. Он ненавидел свою работу, но боялся потерять материальные блага, этой работой предоставляемые. Он ненавидел Александра за то, что по его милости оказался в подобном положении. Он ненавидел его брата Андрея, потому что Андрей знал, как надо поступить, и говорил об этом со страниц своей книги. И еще Станислав Янкевич ненавидел сам себя за собственную слабость, за то, что не находил в себе душевных сил делать, думать и чувствовать так, как советует Андрей.

Ему было болезненно интересно, как же поведет себя Андрей, который «знает, как надо относиться к ситуации», когда на него начнет давить Александр, который «знает, как должно быть».