Чувство вины

– Будешь нюхать? – Серега протягивал мне банку. – Тоже папашины. Еле от матери сберег, вылить в унитаз хотела!

Матушка наша иногда наведывается к своему старшенькому, прибирается, продукты привозит, ходит с ним в магазин новую одежку прикупить.

Нюхать я отказался. Чего там нюхать. И без нюханья ясно – пахнет кислятиной и нищим прошлым.

Серега снял крышку. По комнате разнесся тонкий аромат ранней весны, в котором смешивались запахи запревших под снегом листьев, распускающихся цветов и тел усердных дворников, подметающих улицы. Показалось даже, что аромат остановил лезущий в приоткрытое окно мороз.

Насладившись обонятельной дегустацией, мы прошли по протоптанной по полу дорожке на кухню и поставили банки на подоконник. На место их постоянной приписки. Серега в своей съемной однушке только спит, остальное время на работе, выходные с сыном. Передвигается одними маршрутами, оттого и дорожки протоптанные. Как на садовом участке. Легко можно вычислить передвижения хозяина: кровать – туалет – кухонный стол – раковина. На этот раз тропки довольно явственно различаются, давно мать не приезжала.

– Не могу выбросить. Посмотрим, что через месяц будет, – Серега погладил банки. – Мне иногда кажется, что из этой плесени кто-то родится.

По своим следам вернулись к еде и напиткам. Так, ступая след в след, ходят по снегу и грязи разведчики. Серега из-за своего немного маньяческого взгляда и вправду походил на еврейского диверсанта, отправившегося по русскому снегу в арабский тыл.

– Думаю, они из-за тесноты расстались. Однушка, двое детей, ссоры. Мать просто взяла и уехала в деревню. А эта, его последняя, была против того, чтобы мы общались. Боялась, мы на квартиру претендовать будем. Только недавно стали видеться. Он не сразу мне позвонил, когда диагноз узнал. Неудобно, говорил, было, вроде как я ему понадобился только, когда приперло… Знаешь, что он мне сказал перед тем, как… это?

Брат запрокинул голову, приоткрыв рот и закрыв глаза. Типа умер.

– Он сказал: «Будь здоров».

Мы выпили. И погрузились в думы. Особенно Серега, у него к раздумьям склонность. От умственной натуги глаза его взбухли, морда зажглась бурым.

– А что там, кстати, с квартирой?

– Все этой своей оставил. Я у нее попросил что-нибудь на память, угадай, что она мне отдала?

Серега подошел к шкафу, порылся, вытащил куклу Буратино с тряпичным туловищем, тонкими ручками-ножками-шарнирами из гладкого дерева и круглой головой. Без носа.

– Узнаешь?

Для меня встреча с безносым Буратино стала вроде очной ставки палача с жертвой. Это была любимая игрушка Сереги. Когда я начал ползать, отец решил, что длинный острый нос Буратино опасен для меня, и отрезал его. Положил голову Баратино на колено и спилил ему нос.

Серега протягивал мне Буратино. Деревянные ручки, ножки и изуродованная голова свисали.

– Зачем он это сделал? – спросил Серега.

Так на агитплакатах обезумевшие матери спрашивают фашиста, зачем он заколол штыком их дитя.

– Серега…

– Ты не виноват.

Брат всучил мне куклу, обхватил свою голову руками и начал тосковать.

– Он говорил, я не его сын. Не похож на него.

– Он шутил, – успокаиваю брата. – Ты вылитый отец. Нос, очки, лысина. Просто он не мог признать, что сам выглядит так же.

– Надо уезжать. Не могу я больше здесь, – сказал Серега, вскочил неожиданно и к вешалке.

Есть у него пунктик – в даль рвется. В пустошь какую-то. Или пустынь. В леса. По святым местам. Подальше. Смысла жизни искать. У него это всегда было, но как жена ушла – обострилось. Однажды он аж до вокзала добрался, где я его и подобрал. Проку никакого, только мать волнуется.

Над вешалкой, как специально, картинка висит, забыл, какого художника. Французы, в обрывках мундиров, замотанные в какие-то тряпки, еле передвигая ноги, идут сквозь русскую метель.

Я дверь своим телом перекрыл.

– Серег, а давай фотографии посмотрим!

Серега забился в уголок, подвывает. В пустошь свою тянется. А я потом за ним бегай. И куда ему, времена не те, не принято босиком с посохом по Святой Руси странствовать. К странникам нынче без всякого респекта относятся: или гопники отпиздят, или менты бутылкой из-под игристого оттрахают. Да и простудится он в такой-то мороз.

– Какие фотографии! Жизнь проходит, а ты со своими фотографиями!

– Наши детские фотографии. Я отсканировал и в фейсбуке выложил. Пойдем покажу.

Деревянного калеку я сунул под диван. Усадил Серегу. Включили экран. Вот и фотографии. Замотанный по-зимнему Серега с родителями на прогулке, я делаю первые шаги. Больше нет фотографий. Серега вообще фотографироваться безразличен, а я раньше имел к собственным изображениям большой интерес, но в последнее время как-то поубавилось.

– А ты что-то давно ничего не размещаешь, – решил разговором его развлечь.

– Чего размещать-то? – буркнул Серега.

– Давай к тебе на страничку зайдем, разместим что-нибудь!

Зашли к нему на страничку.

– Сколько у тебя сообщений непрочитанных!

Он открыл первое сообщение. Одноклассник. Второе – реклама. И целых три от миленькой блондинки. «Вы мне понравились… Вы выделяетесь среди других… Вы такой необычный, интересный человек…»