Чувство времени

Пока я раздумывал, перед нами поставили покрытые густой пеной кружки с пивом. Спустившаяся с лестницы хозяйка — помятая со сна женщина с обвисшими щеками — сперва глянувшая на меня злобно, тоже вскоре оживилась, и даже подала несколько полотенец, потому что мы все вымокли до нитки.

Люди теперь смотрели по-другому, с голодным интересом, ожидая, когда можно будет начать задавать вопросы, но не решаясь спрашивать. Нет, они не забыли, кто такие маги Форта, но слишком долго жили на границе другого, более страшного явления, в сравнении с которым мы уже не внушали былого трепета.

— А что, дори, — решился усатый мужчина с покрытыми серо-желтыми разводами от въедающейся в кожу краски руками. — На корабле пришли среди ночи?

Я несколько мгновений смотрел на его руки, думая о том, почему красильщик тканей сидит ночью в таверне, а не в своем доме, но не найдя ответа, сказал:

— Да.

Лицо красильщика разочарованно вытянулось.

— Мы были на далеких островах, — отхлебнув пива, заговорил я тихо, и все шепотки замерли. Люди вслушивались в мои слова.

— Мы шли к Туру на Бегущей под водительством Соленого Херта, пока путь нам не преградил водяной змей. Он был огромен, как тот, что теперь хозяйничает в Широкой бухте.

Я сделал паузу, и народ снова зашептался, взволнованно и испуганно.

«Змей? Водяной змей в Широкой бухте?»

— Не поэтому ли на воде не осталось ни одной рыбацкой лодки? — спросил я, наблюдая за людьми.

— Это все призраки, — облокотившись на перила, над залом навис Матиас, который, видимо, устроил Марику и вернулся к своим посетителям. — От сумерек до рассвета никто не выходит на улицу. Для призраков нет разницы, моряк ты или пьянчуга, они убивают всех. Ни одно другое чародейство не ходит больше по ночным улицам, потому что их сторожат призраки. Вы убили их, чтобы пройти? Или, быть может, они вас не трогают, убивают только простых людей?

— Мы призраков не видели, хозяин, — резко отозвался Ален из угла. — Но могли бы, если бы дори не пригрозили тебе. Одних гостей ты не гонишь, других даже пустить не хочешь, хотя знаешь, какая опасность им грозит. Мужиков не пожалел, но девчонку…

Матиас потупился, отступил и спустился в залу. Видно, пока нас не было, Ален и Гевор просили пусть хотя бы Марику, возможно, обещали деньги, но тщетно.

— Такое вот твое гостеприимство, — горько закончил Ален и жадно допил из своей кружки пиво.

— А я знаю, кто вы такие? Может, это обман? — завелся хозяин. — Я вон за людей в ответе, ими рискую, когда дверь открываю. А вдруг вы — призраки, которые говорить научились? Кто их знает?! Вопить и выть они умеют, так может и говорить могут? Пришли и обманом хотят, чтобы мы двери открыли? Чтобы всех нас убить…

Хозяйка, оттолкнув с дороги мужа, глянула на него недовольно и поставила перед нами поднос с тарелками. От ломтей жареного мяса с чесноком и мятой поднимался легкий, манящий парок, и Гевор тут же придвинул к себе тарелку. Он удивительным образом преобразился: исчезла неуверенность и зажатость. Его страхи остались там, у кромки прибоя, и теперь он чувствовал себя твердо стоящим на ногах. Отступила и морская болезнь, давая дорогу аппетиту. За время плавания он значительно похудел и теперь, похоже, собирался наверстать упущенное.

— А что было дальше, дори? — спросил красильщик. — Когда вы встретили водяного змея?

— Мы сражались, — сказал я, глядя на него с полуулыбкой. — И мы победили. Корабль был разрушен, мачты сломаны, но мы не дали ему утонуть и довели до берега Тура. Соленый Херт и вся его команда пали. Корабль был сожжен в прибрежных водах Велинерца…

— Как там? — спросила меня с надеждой выглянувшая с кухни девчушка — совсем еще молодая, с уродливой, выпирающей вперед губой. — Красивый город?

— Красивый. Зелень яркая, будто у нас весной, цветут такие цветы, что рябит в глазах, огромные, с голову ребенка — красные, желтые, розовые и сиреневые…

Прислонившись плечом к Гевору, как к спинке стула, я повернулся к людям, и тихо говорил о чудесах далекого острова, умалчивая о том, о чем им знать было не нужно. Я завораживал их своими рассказами о извергающемся Гуранатане, рассказывая о том, как сурово поступает вулкан с теми, кто работает в его дышащем ядовитыми испарениями жерле, выдумывая и приукрашивая, затылком чувствуя насмешливые взгляды Гевора, который знал, что я не видел ничего из того, о чем говорил. Он был моим стражем и никуда не выпускал из подвала дома Лааль, но не понимал, что не все ограничивается физическим.

Люди слушали и все чаще улыбались. Их жизнь в последнее время превратилась в жуткий кошмар, оставляющий дрожь в теле даже с приходом рассвета. Я еще не слышал их рассказов, прекрасно осознавая, что прежде, чем спросить, должен отплатить им щедрой монетой, которая хоть немного ослабит сжавшееся опасной змеей напряжение.