Чувствуй себя как дома

Ди касается смычком струн и начинает играть — быстро, метко, четко. Тонкой извилистой тропкой выкладывает дорогу в ад. Усмехается, зовет меня за собой и беззвучно шепчет: «Добро пожаловать домой». Я не узнаю этот дом, не вижу тропки. Я следую за музыкой. А музыка выдергивает из моего естества ниточку за ниточкой, распарывает до основания и вяжет меня заново. Неумело, криво, запутывая все больше и больше.

В висках молотом — тик-так. Снаружи — дорога в преисподнюю.

Добро пожаловать, добро пожаловать…

Танцуй, танцуй, танцуй…

Ди ускоряется. Я отстаю от нее, срастаюсь со стеной, жмурюсь, но музыка тянет, тянет меня дальше. Размазывает по полу.

Мам, включи на ночь каприс номер двадцать четыре. Я без него не усну.

Мам, я вчера чуть не утонула, представляешь?!

Мам, а давай погуляем?

Ма-а-а-м, научи меня кататься на велосипеде.

Мама!

Но мама не любила кататься на велосипеде и не гуляла со мной. А вот Паганини — гулял. Раскрашивал улицы в зелено-серый и постоянно куда-то торопился.

Я же торопилась только к маме — чтобы она погладила мои родинки на лбу и в очередной раз произнесла: «Тебя поцеловал бог». А я почему-то думала, что меня заклеймили в преисподней.

Мама считала, что ад простирается вокруг дома. Я — не могла жить в нашем раю. Мне было тесно. Я задыхалась и кого-то искала.

Или наоборот — пряталась. Под кроватью. Господи, как же мало оттуда видно! Я, например, однажды следила из-под кровати, как мама сует мой подарок ко дню рождения в шкаф, и ничегошеньки не разглядела. Но чтобы подружиться со смертью, крохотной полоски обзора мне вполне хватило. Эта дама… пахнет полынью и железом. Тикает. Как же бойко она тикает!

Мне было десять.

Часы сломались, а она по-прежнему тикает и марширует в ногу со мной.

Преданная подруга.

Музыка исчезает мгновенно.

Больно, больно, больно, больно, больно…

Мам, а давай погуляем?

* * *

Вечереет. Голова трещит, звенит, плавится. Слишком громкая в этом поселке тишина. В моем номере — особенно. Я в вакууме. Меня пеленает сон, но упасть на кровать я не успеваю — звякает телефон.

Черт. Забыла, что обещала Рите отчитываться каждый вечер. Она… волнуется. Да, волнуется. Узнать бы, почему.

Я наполняю легкие воздухом — до отказа — и распахиваю форточку. Горело-соленый запах вечера электризует меня, заряжает, как батарейку.

— Алло, — улыбаюсь я так, что вот-вот сломается челюсть. — Как ты?

Тяжелый вздох.

— Ну слава небесам. Где ты пропадала? Я уже собиралась ехать! Совсем сбрендила?

— Прости, — лепечу я. — Закрутилась.

— Ты что-то выяснила?

— Нет.

— Выкладывай, — рявкает Рита.

— Пока нечего выкладывать, честно! Сняла комнату у одной семьи. Хороший ремонт, отличная столовая…

— Не слышала, что там есть настолько комфортабельные условия.

— Илона и Павел очень гостеприимны…

— Кто? — Шуршание. Нервное хихиканье. — Ты что, прикалываешься?

— Нет, с чего бы? Прекрасная семья, и цены у них невысокие.

Армия мурашек ползет по спине. Из открытой ванной текут, пачкают меня обои-кровоподтеки.

— Илона уехала из поселка десять лет назад, — хрипит Рита. — Ее муж Павел погиб. Бред же! Аня… Аня, это реально они?

Меня лихорадит, комната теряет объем. Я будто погрузилась в 2D-игру и теперь могу ходить лишь вдоль стенки. Бежать или пятиться — без права повернуть. Драться или дрожать. Удобно, когда нет выбора.

— Она блондинка, — выдавливаю я.

— Блондинка.

— Любит возиться с помидорами и картошкой.

— Да.

— Йогу обожает.

— Да, мы с ней поэтому и общались. Тренировали друг друга.

— Муж тайно мечтает кататься на доске.

— Он погиб на доске! — Молчание. — Аня, родная, ты точно в порядке? — Голос Риты обволакивает меня приторной сладостью. Так сестра разговаривает, когда…

— Я здорова! — Слезы душат меня, и я пинаю коленом стену. — Здорова. Клянусь, это не галлюцинации.

Рита всхлипывает. Не верит, дуреха.

— Паша утонул. Да, он любил кататься на доске, но он, черт побери, мертв! А Илона переехала в город и долго лечилась у психолога. Вечные истерики, все дела. В доме Градинаровых никто не живет!

— Врешь.

— Нет, Аня! — рыдает Рита. — Умоляю тебя, возвращайся! Пожалуйста! Или я подключу маму, и тогда за тобой приедет твой психиатр!

— Как, по-твоему, я могла их выдумать? Ты же сама сказала, что они существовали!

— Возможно, ты вспомнила соседей, и твой мозг спроецировал прошлое.

Возможно, ты дружила с ними, откуда я знаю! Аня, хватит. Эта затея ни к чему хорошему не приведет. Где ты живешь? С кем? Почему там? Книга не стоит твоего рассудка. Возвращайся.

Небо, мы миллион лет не обсуждали мои приступы, а сейчас… Сейчас словно очистились от скорлупы. Приблизились друг к другу на миллиметр.

— Я здорова. — Я здорова? — У них есть сын. Темыч.

— Я звоню маме.

— Рита… Дай мне шанс, — шепчу я и сползаю на пол. — Я во всем разберусь. Буду звонить тебе по вечерам. Да и вообще… Неужели тебе на меня не наплевать?

— Ты, должно быть, удивишься, но я не сволочь.

Рита бросает трубку. Я с трудом подавляю желание поиграть телефоном в баскетбол и закинуть его в форточку вместо кольца.

Тишина давит на уши.

Экран телефона вспыхивает. Появляется сообщение от Риты: «Будь осторожна».

Обещаю, сестренка.