Чувствуй себя как дома

Спустя, наверное, вечность, люди исчезают между прогнившими хижинами. Мы перепрыгиваем через забор.

— Беги.

— Что? — вскидываю брови я.

Ди замирает, так и не обернувшись ко мне.

— Ничего. Я молчала.

— Ладно, — сдаюсь я. — Показалось, значит.

Но мерзкое «беги» уже растворяется в крови. Оно настоящее и требует, чтобы я подчинилась.

Нет, чушь. Я просто… переволновалась.

Мы бредем в сторону «Свежести». Солнце медленно превращает поселок в гриль.

— Посмотрим снимки? — Ди приземляется на лавочку под раскидистой вишней. — Лучше здесь, чем в номере. Он чересчур… современный для этих фоток. А еще — никто не в курсе, чем я занимаюсь.

— Зачем тогда разболтала мне?

Ди косится на мои родинки и включает фотоаппарат.

Получилось красиво. По крайней мере, красивее, чем в реальности. Ди нашла в умирающих домах, сырых спальнях и заплесневевших ваннах то, чего не увидела я. Стручок засохшего гороха под диваном, тапочки с помпонами, ворох помятых простыней на стуле. Их место — в фотоаппарате. Должно быть, объектив фокусируется на чем-то скрытом, притрушенном пылью.

Наши снимки заканчиваются, и Ди демонстрирует мне старые. А на старых — тот самый заброшенный дом. Покореженный граммофон, разбитые пластинки, бутылки из-под пива — ничего необычного, если бы не кое-что яркое, зацепившееся за подоконник.

Мое полотенце.

Персиковое, с вышитой буквой «А». Я отдала его Илоне, чтобы она постирала. Чтобы вывела пятно, которое сама же поставила.

— Когда ты это сняла?

Мишеням не положено бояться.

Мишеням нельзя спрашивать.

Мишени не знают, кто в них целится.

— Дня три назад.

Мой внутренний музыкант затихает. Я поднимаюсь. Ди окликает меня, но все, на что я способна — шагать и до боли сводить лопатки. Если в поселке что-то и происходит, то это «что-то» зовут Илона.

Я встречаю ее на веранде и подзываю к себе. Она как ни в чем не бывало улыбается, будто ее губы парализовало.

— Где мое полотенце?

Ты… часовщик.

Безумие — это тащиться сюда, чтобы дописать гребаный роман.

Монстр из шестеренок бегает передо мной, а я не могу схватить его за хвост и загнать в клетку.

— Ой, совсем забыла, сейчас! — Илона растворяется в полумраке дома и через минуту выносит полотенце. Персиковое. С вышитой буквой «А».

— Спасибо…

Она приобнимет меня за плечи.

— Ты в порядке? Побледнела так.

— Да, — моргаю я. Еще и еще, только бы поскорее проснуться. — Оно не улетало случайно? Темыч не гулял с ним где-то у леса?

— Мы не пускаем его туда. А что?

— Нет, ничего…

Просто я не знаю, чему верить, Илона, — снимку или глазам. Да, объектив Ди фокусируется на чем-то скрытом, но… Что, если мне нужно всего лишь протереть пыль?

* * *

За окном — сумерки. Я изучаю свои рисунки, каждую деталь, каждый штрих. На потрепанных листиках изображены монстры, охваченные пламенем, бескрылые чайки, вороны. И лишь на одном из них темнеет он. Мой дом.

Меня бросает в жар, когда я добираюсь до аккуратного домика на холме с кривой подписью: «Здесь живем мы».

Я специально не спрашивала у Риты адрес. Боялась. Но…

Почему, почему я не узнала в граммофоне и пластинках нечто родное? Почему сердце не забилось чаще?

Я звоню Рите, и она подтверждает. Этот черный скелет, огромный монстр со сломанными ребрами, — мой.

Но я предала его. Не узнала.

Глава 19

Захар

ДО

Дни летят, и наше с Торой наказание подходит к концу. Хлопушка уже не зыркает на меня, как на чудовище, и даже иногда улыбается.

Мы убираем в последний раз. Как бы скверно это ни звучало, но швабры и спортзал — единственное, что нас связывает. И если завтра мы не отправимся натирать полы, все рухнет. Клянусь, рухнет. Корпус провалится под землю, город сметет торнадо, наша планета сойдет с орбиты.

Не выдержав, я бросаю швабру и хватаю Тору за локоть.

— Почему ты мне не доверяешь?

— А почему должна? — щурится она.

— Да потому что кроме меня тебе не на кого положиться!

Тора отстраняется, так и не ответив.

Нет, мы не вспомним друг друга. Бесполезно.

И когда я почти смиряюсь с Ториной огнеупорной кожей, мне внезапно везет.

Я все чаще засиживаюсь по вечерам в коридоре. Все чаще замечаю, как Хлопушка выныривает из спальни и крадется в сторону противоположного крыла — к кабинетам тренеров. Она так увлечена чем-то, что не видит меня, сутулого паренька, прислонившегося затылком к стене.

Однажды я окликнул Тору, и она тут же сослалась на головную боль. Сказала, что заблудилась.

Но люди, живущие в лабиринтах Zahnrad, не могут так просто теряться. Я намекнул Торе об этом, а она, поджав губы, убежала к себе. Почему-то я вечно забываю, что мы… Что мы всего лишь коллеги.

Подумав, я решаю проследить за Хлопушкой.

Удивительно, но прятаться от любимой девушки в сто раз сложнее планки и уровней в тренировочном зале.

И вот Тора летит мимо кабинета Бруно и пересекает коридор. Я — крадусь за ней. Здесь нет никого, кроме нас. Шум крови в висках выдает меня, но Хлопушка почему-то его не слышит.

Или не хочет слышать.

«Трясись тише», — приказываю я себе. Разойдись по швам, но трясись тише.