«Чувствую себя очень зыбко…»

Читаю Ленотра (“Vieilles maisons, vieux papiers”). Замечательный историк, замечательный писатель, человек, всю жизнь отдавший изучению французской революции, из которой сто лет творили столь вредоносную легенду, и освещающий ее совершенно новым светом, человек, которому при жизни нужно поставить памятник, а кто его знал и знает в России? А ведь подобные книги даже правительство должно было издавать и распространять в сотнях тысяч экземпляров.

Только что прочел о Сен-Жюсте. И вот только сейчас, впервые, понял до конца, в полной мере, что за фигура был этот “великий друг человечества, один из величайших революционеров мира”, самодержавно правивший Францией и заливавший ее кровью вместе с этой безногой ехидной Кутоном и кретином Робеспьером.

Родина Сен-Жюста, как известно, Блэранкур (недалеко от Парижа).

Это, говорит Ленотр, тихий городок, почти не изменившийся и доныне, похожий своими садами, гумнами и запахом скотных дворов на большую деревню.

Лет полтораста тому назад в этом Блэранкуре поселился некто Сен-Жюст, жандарм в отставке, приобретший у одного блэранкурского бакалейщика скромное поместьице, человек с необыкновенно длинным лицом и огромным носом, неизменно молчаливый и суровый, женатый на бесцветной, слабовольной женщине, которая чуть не втрое была моложе его. Судьба редко награждает потомством подобные семьи. Но тут случилось иначе: старый жандарм (по свидетельству современников, вечно погруженный в свои потаенные, мрачные думы) был отцом двух девочек и одного мальчика. И вот этот-то мальчик и стал вскоре одним из “светил” мира.

Существует легенда, что слава его была предсказана ему еще в школе. Один из учителей будто бы сказал однажды жандармскому сыну:

– Вот посмотри – ты будешь знаменитым злодеем!

Но Ленотр разрушает даже и эту легенду. Легенда эта, говорит он, сущая выдумка, равно как и другая, совсем иного рода, – именно та, что жандармский сын будто бы резко выделялся из всех своих товарищей спокойствием, выдержкой характера и развитием ума, в котором будто бы уже зрели чудесные планы насчет устроения человеческого счастья. Теперь, говорит Ленотр, с достоверностью установлено, что в отрочестве Леонард-Флорелль Сен-Жюст (рано лишившийся крутого отца и ни в грош не ставивший мать) был просто-напросто буйным уличным мальчишкой со многими пренеприятными задатками.

Учился он в Суасоне (который был чуть не столицей по сравнению с Блэранкуром). И, приезжая домой на каникулы, привозил с собой великое презрение к блэранкурской “деревенщине”, которое с годами все возрастало, потому что он кропал стишки, рисовал и вскоре прослыл артистом, гордостью Блэранкура. К тому же он был красив, кудряв, умел придавать правильным чертам своего лица бесстрастный вид, носил, по самой последней моде, подкрахмаленный галстук и именовал себя не просто Сен-Жюстом, а так:

– Господин Шевалье Монард-Флорелль де Сен-Жюст де Ришбур.

Он, этот будущий “друг народа”, даже съездил в Париж с специальной целью “приобрести себе хорошие манеры”, а возвратясь, хвастал, что в Париже ему обеспечено место в королевской гвардии. Он раcсказывал, что в Суасоне ему “нет отбоя от великосветских дамочек”, стал внедрять среди своей родной “деревенщины” охоту “к вольным и нежным забавам” и так преуспел в этом, что вскоре в Блэранкуре поднялся целый хор жалоб отцов и мужей прекрасного пола. А бедная госпожа Сен-Жюст только сладко вздыхала: что ж она могла поделать со своим обожаемым чадом? Кроме того, она считала его “неотразимость” вполне естественной.

Наконец, произошел настоящий скандал.

Луиза Желлэ, дочь королевского нотариуса, говорит Ленотр, полная блондинка в веснушках, девица на возрасте, красоты не замечательной, но невеста богатая. И Сен-Жюст вполне оценил это последнее обстоятельство и был так настойчив, что вскоре преодолел все преграды, отделявшие его, бедного мальчишку с весьма незавидной репутацией, от важного дома нотариуса. Луиза, вообразившая, что она и в самом деле внушила Сен-Жюсту смертельную страсть, сдалась этой страсти и не только на словах, но и на деле. Но настойчив оказался и нотариус: все-таки выдал свою обесчещенную дочь за другого. Со зла Сен-Жюст вовлек Луизу в продолжение связи и после свадьбы. И тут дело приняло уже такой скверный оборот, что госпожа Сен-Жюст собралась с характером и принудила сынка скрыться в Париж.

Через две недели он, однако, снова появился в Блэранкуре. Он клялся всеми святыми, что решил исправиться, он был так нежен с матерью, что она опять изнемогла от нежности к нему. Но каков же был ее ужас, когда через несколько дней после этого обнаружилось, что ее блудный сын возвратился под отчий кров лишь затем, чтобы обокрасть ее! Да, в ночь на 15 сентября 1786 года будущий благодетель человечества взломал материнские шкапы, стащил серебряную вазу с вензелем матери, вызолоченный кубок, доставшийся ей от дяди, два отцовских пистолета в золотой оправе, три серебряные чашки, разные мелкие серебряные вещи – и опять бежал в Париж.