— Дети мои, — начал он, — вы пришли в святилище богов, чтобы связать свои жизни. Чтобы соединиться подобно тому, как соединены Небесный Отец и Великая Мать, небо и земля, день и ночь, солнце и луна. Готовы ли вы принести свои клятвы здесь, в заповедном месте, перед Священным Дубом?
Он выжидающе посмотрел на Мстишу и Ратмира, и те ответили:
— Да.
Любомир кивнул и продолжил:
— Мстислава, дочь Всеслава, хочешь ли ты этого мужа?
Мстиша перевела взор с князя на его сына. Ратмир смотрел спокойно, точно был готов принять её любой ответ.
— Хочу, — твёрдо ответила девушка.
Любомир удовлетворённо кивнул и повернулся к княжичу.
— Ратмир, сын Любомира, хочешь ли ты эту деву?
— Хочу, — не раздумывая, согласился тот.
— Клянётесь ли вы разделить друг с другом любую судьбу, добрую и худую? — Дождавшись их одновременного «да», князь снова кивнул. — Клянётесь ли идти рука об руку через невзгоды и радости? — Мстислава и Ратмир снова ответили согласием. — Клянётесь ли оставаться верными друг другу в болезни и здравии?
Получив последнее «да», князь закрыл глаза.
— Да будет так. Подайте ваши руки.
Мстиша и Ратмир подчинились. Любомир достал из ножен короткий клинок. Мстислава вздрогнула, когда холодная сталь коснулась внутренней стороны её запястья. Не успела она испугаться, как на молочно-белой коже проступила россыпь багряных бисеринок. Через миг на руке княжича тоже заалела тонкая полоса. Князь подставил чашу, дождавшись, пока туда упадут несколько капель. Затем, держа руки молодых над караваем, Любомир связал их белым рушником так, чтобы кровь смешалась.
Удовлетворившись, князь поднял чашу над головой.
— Беру в видоки небо и землю, воду и железо, самих Небесного Отца и Великую Матерь и двух смертных и нарекаю вас мужем и женой. Возьми же, княжич, свою наречённую и трижды обведи посолонь вкруг Священного Дуба, чтобы ваши клятвы стали так же крепки и нерушимы, как его корни.
Ратмир обхватил пальцы Мстиши и коротко сжал их, чтобы подбодрить оцепеневшую девушку, прежде чем повиноваться князю и пуститься вокруг исполинского дерева. Когда они окончили все три круга, Любомир дал им отпить из чаши, в которой была растворена их кровь. Вопреки страху Мстиславы, её вкуса вовсе не чувствовалось. Вода оказалась студёной и сладковатой и приятно освежила пересохшее от волнения горло.
Любомир развязал руки молодых и, бережно сложив рушник, окроплённый алым, убрал его за пазуху.
— Берегите друг друга, дети мои, — пожелал князь, ласково улыбаясь и наконец звуча как отец, а не как жрец. — А теперь ступайте домой. Время чинить кашу. Пусть гости возрадуются — нынче мой род стал богаче и сильнее!
Мстислава и Ратмир поклонились до земли и поспешили обратно. Несмотря на величественную красоту рощи и близость Ратмира, Мстише делалось всё более неуютно. Обряд был завершён, и казалось, само место всем своим существом выпроваживало людей, чьё пребывание становилось нежеланным.
Поезжане встретили молодых радостными восклицаниями. Обратно Мстиша с Ратмиром ехали вместе, и чем дальше тройка уносила их от Священной Рощи, тем веселее и легче было на душе. Возница по обычаю трижды сворачивал с дороги и петлял путь, прежде чем с песнями и залихватским гиканьем поезд, наконец, не въехал на княжеское подворье. Молодых уже ждала Радонега, одетая в вывернутую мехом наружу шубу и державшая в руках круглый хлеб.
Ратмир подхватил Мстишу за пояс и поставил её на полотняную дорожку, которой был выстелен путь до крыльца, следя, чтобы ноги княжны не коснулись голой земли. Подойдя к княгине, молодые низко поклонились, и Радонега разломила над их головами хлеб. Затем, приняв у своей прислужницы миску с хмелем и зерном, она стала осыпать молодых под общие крики:
— Хмель на веселье, жито на житьё!
Ратмир перенёс Мстиславу через порог на руках, и молодых ввели в гридницу, которая теперь была полностью готова к пиру, и снова усадили за стол. Две служанки натянули плат, скрывая Мстишу от окружающих глаз. Сваха начала расчёсывать её волосы и заплетать две косы, и девушки запели: