Чужая — я

Впрочем, мне уже нет никакого дела до того, что роится в голове у охраны. Я не один раз задавалась вопросом, где вещи, которые были при мне в день падения, и куда их дела полиция. Просто подарок судьбы, что они нашлись! Я размещаюсь на подоконнике, чтобы заглянуть внутрь рюкзачка. Натыкаюсь на блокнот, помаду и — бинго! — лаконичные корочки, в которых права на имя Тиффани Райт (жаль, что я их уже восстановила), кредитная карта (хвала небесам!) и немножко наличности. Действительно — мое! Окрыленная, я хватаю блокнот и начинаю перелистывать страницы в поисках хоть чего-нибудь существенного. Записей много, большинство — информация по учебе, сроки, пометки к заданиям… Но есть и другие. От объема, который нужно обработать, кружится голова. Телефон, а теперь и блокнот. И это прекрасно.

Я запускаю руку еще глубже в рюкзак, нахожу пару ручек, помаду, зеркало, прочие совершенно необходимые девушке мелочи, как вдруг пальцы натыкаются на какой-то мешочек. Не понимая, что там может быть, я вытаскиваю его на свет, на всякий случай получше отгородившись спиной от охранника, и развязываю тесемки. В следующее мгновение мне с трудом удается подавить крик.

Потому что в мешочке лежит кольцо.

Не то чтобы я разбиралась, но незамысловатый дизайн, приковывающий все внимание к большому желтому камню в обрамлении бриллиантов, подсказывает, что это далеко не безделушка. И если в жизни Тиффани Райт и может быть такое совершенство, то только на экране! У меня даже мысли не возникает, что оно может принадлежать мне-ей.

Тем более что мама сказала, будто я ни с кем не встречалась.

А это подводит к следующему вопросу: как я-она заработала деньги, которые лежат на кредитной карте? И сколько их там?

Вот она — разгадка падения. На языке становится мерзко. Отличный выбор: воровка, наркоманка, самоубийца или лгунья. Пересечения допускаются. И лгунья, в общем-то, в любом случае. Дрожащими руками я запихиваю кольцо обратно в мешочек, а его — в рюкзак. О том, чтобы завязать тесемки, нет и речи: пальцы не слушаются. Шок настолько силен, что начинает раскалываться голова.

Я пропадала на несколько дней якобы на вечеринках. Срывалась с места и ехала. Ночевала непонятно где. Выехала из общежития… Не потому ли, что там есть комендантский час, который мешает… что, грабить ювелирные магазины?

Стоп! Как это кольцо побывало в полиции и не привлекло внимание?

— Кто принес рюкзак? — спрашиваю я слишком резко. — Полиция?

Я уже знаю, что в полиции он побывать не мог. Потому что они бы точно задавали вопросы о кольце, а их не было. И еще потому, что отдали бы мне вещи лично в руки. Или не отдали вовсе. Скорее второе.

— Какой-то парень.

— Какой парень? — допытываюсь.

На рюкзаке ни дырочки, ни потертости, ничего не пострадало: зеркало не разбито, помада не переломана. Он не падал вместе со мной: его забрали с крыши. Или еще раньше.

Рюкзак в общежитие принес мой убийца. Убийца, который очень не хотел, чтобы кольцо нашлось. Подельник? Иначе почему ему это невыгодно.

— Да это было почти месяц назад, думаешь, я помню?

Мой убийца знал, что я не живу в общежитии, а значит, мои вещи полиция тут искать не станет. По крайней мере та спустя-рукава-полиция, которая занималась моим делом.

Осознание, что здесь, в кампусе, действительно есть человек, который желает мне смерти, заставляет колени подкоситься. Становится страшно и холодно. И нет места, где я могла бы спрятаться, потому что меня не заселили в общежитие. Голова грозит взорваться от давления изнутри, горло дерет от жажды.

Беги. Немедленно!

Я не могу не поддаться этому внутреннему голосу. Вылетаю из общежития на всех парах. Чемодан болтается в разные стороны, подпрыгивая на каменистой аллейке. Я почти ничего не замечаю вокруг ровно до тех пор, пока наперерез не идет тот самый парень, который чуть не сбил меня на парковке. За ним следом вышагивает пяток девиц разом. Одна под ручку, а остальные просто как свита. Чертов красавец, концентрированные неприятности. Я-она могла бы запросто конкурировать за место рядом с таким. И победить. Но я-она не носила на лбу клеймо самоубийцы. Эта черная метка роняет меня на миллион пунктов вниз, и наглец этим охотно пользуется.

— А кто это тут у нас? Шалтай-Болтай!