Чужая игра

Но на территории «пороховых складов» я был лишь до того момента, как деньги перегрузили в машины ГРУ. И то только потому, что про меня просто забыли.

Затем меня все-таки нашел и отозвал Латышев, приказав ехать домой и явиться на работу как обычно, к восьми.

Я успел лишь принять душ и выпить чашку кофе, когда за мной приехала «волжанка». Переговорив с Кузьмичом, я стал терпеливо ждать вызова к Латышеву.

Но он как отправился к генералу, так и не появлялся в управлении до самого вечера. А ранним утром следующего дня полковник уже сидел в самолете, летевшем в столицу.

И все. Стало тихо, как в усыпальнице. В управлении царила просто мертвая тишина, и лишь сотрудники время от времени бесшумно мелькали в коридорах, словно не уснувшие вовремя упыри.

Все чего-то ждали. Притом с большим мандражом. Чего?

Мне над этим вопросом размышлять не хотелось. Я просто боялся об этом думать. У меня создалось такое впечатление, что майора Ведерникова бросили, как использованный предмет интимного обихода.

Дело сделано — и будь здоров, опер. И крутись сам, как хочешь…

По идее деньги нужно было оприходовать и сдать в областное отделение Госбанка, а на главного виновника ночного боя «Витас-банк» спустить с цепи свору ревизоров, налоговиков и прочая.

Я уже знал, что курьеры везли и наличность, взятую из резерва для закупки партии оружия, и «навар» от сделки.

И теперь стоило лишь заглянуть в сейфы «Витас-банка», чтобы раз и навсегда покончить со всеми проблемами, о которых так долго распространялся Виктор Егорович, — такую огромную недостачу объяснить невозможно.

Однако никакого шевеления нигде не наблюдалось.

«Витас-банк» по-прежнему работал с частной клиентурой и предприятиями.

Его клерки, как всегда, были приторно вежливы и предупредительны; охрана торчала на своих местах, поигрывая бицепсами и пожирая глазами любого подозрительного типа; сновали инкассаторские машины, к главному входу подъезжали «мерсы» и «крайслеры», упитанные «новые» деловито считали ногами ступени, ведущие к сверкающим бронированным стеклом и начищенным латунью дверям…

Ну просто мир и гладь да Божья благодать!

Вот только президента банка Наума Борисовича найти не могли.

Он словно испарился. Или нечистая уволокла, или забрали на свой корабль инопланетяне для опытов.

Не знаем, где наш шеф, он нам не докладывает; скорее всего, где-то в столице, отвечали ангельские голоса секретуток.

Интересно, какого государства?

Так я просидел в полной маете и неопределенности почти до следующего четверга. Нет, точно про меня забыли. А может, это и к лучшему?

В среду, сразу после обеда, меня вызвал Семейко.

Я даже вздрогнул, услышав его голос, усиленный динамиком селектора, — чур меня! От голоса подполковника веяло могильным холодом. Вот зараза…

Он и не пытался изобразить начальственную строгость. Семейко давно знал, что я его не жалую.

— Нужно произвести выемку документов… кх, кх! — без обиняков заявил Семейко. И шумно высморкался в крохотный дамский платочек — похоже, он грипповал. — Возглавишь группу.

— Почему я? И какие там еще документы?

— А потому, что майор Калина на больничном. Другому доверить не могу. Это касается расследования на таможенном терминале.

— Насколько я знаю, он там работал не один.

— Слушай, ты меня удивляешь. Конечно не один. Но эти два сопляка, его помощники, горазды только по девкам бегать… кх, кх! И протоколы печатать одним пальцем. Так что поторопись, машина уже ждет.

В «бобике» сидели два офицера и водитель.

Одного из них я узнал сразу. Это был старший лейтенант Фалин. Достаточно неприметная личность, тихоня, всегда ходит с опущенной головой, будто стесняется посмотреть в глаза коллегам.

Второй, тоже старлей (его фамилию я забыл; а может, и не знал), был здоровый как бык. Ему бы в цирке гири поднимать, подумал я не без зависти. Я всегда восхищался мощной мускулатурой и отменными физическими данными.

До сих пор мне приходилось встречаться с ними только на общих собраниях.

Водитель, хмурый крючконосый малый, оказался мне незнаком. Он даже не взглянул на меня, сидел ровно и неподвижно, как засватанный.

Поздоровавшись, я забрался на переднее сиденье. И наш ветеран отечественного автомобилестроения, кашляя и чихая, попрыгал, словно горный козел, по выбоистой насыпной дороге, ведущей к недавно построенному терминалу.

Про асфальт, конечно, строители вспомнили в последнюю очередь, когда ударили морозы.

Мы уже почти проехали небольшой лесок, как «бобик» неожиданно резко свернул с дороги на узкую прогалину, уходящую в глубь зарослей.

— Что за… хр-хр-р….

Изумляться дальше мне не дали — кто-то из старлеев накинул на мою шею удавку, а водитель, недобро щурясь, приставил к груди ствол пистолета.

— Не трепыхайся, майор, — сказал Фалин. — Будешь умным — еще поживешь.

— Какого черта?! — все-таки сумел прохрипеть я.

Спросил, а ответ уже метался в мозгах, круша все на пути, как срикошетившая пуля, — меня подловили так элементарно, что просто смеху мало.

Ах, Семейко, Иудушка, бляжий сын! Продажная тварь, гнида, гадюка подколодная! Чтоб тебя на том свете сковородку раскаленную заставили лизать!