Чужая игра для сиротки. Книга2

— Не такие уж они и никчемные, раз вы беситесь, милорд, — отгрызаюсь я.

Кажется, теперь понятно, почему подарок Эвина не подействовал тогда и не действует сейчас.

Ни один смертный мужчина не может до меня дотронуться.

Но Нокс сейчас — не смертный мужчина. Он — чистая Тьма во плоти.

— Ты абсолютно не умеешь вовремя закрывать рот, да? — низким грудным голосом говорит он. — Как для разумного существа у тебя, Тиль, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения.

— Я вас не боюсь, Нокс. Ни вас, ни ваших этих… рогатых попутчиков!

Боги светлые, как он усмехается!

Правый уголок рта приподнимается вверх, и в образовавшемся просвете появляется уже оформившийся белый клык, которым Нокс как нарочно царапает губу. Слизывает языком тонкую струйку крови, еще сильнее сжимая пальцы на моих щеках.

Мои губы приоткрываются, когда Рэйвен снова скользит по ним теперь уже совершенно непристойным взглядом.

— В постели с Эвином, моя малышка, ты будешь крепко и сладко спать, — чеканит он, как будто знает, что по какой-то лишь ему одному понятной причине, я буду следовать этому приказу неукоснительно. — Завернутая в одеяло вся, от пяток до кончика носа, как гусеница бабочки-капустницы!

От этого рокота снова дрожат стены, и трусливо дребезжит стоящий на соседней тумбе тяжелый бронзовый подсвечник.

— Потому что ты принадлежишь мне, Тиль, — его раскаленное дыхание щекочем тонкую и сейчас очень особенно чувствительную кожу моих губ.

— Уже нет, — шепотом отвечаю я. Не понимаю, откуда берутся силы сопротивляться даже сейчас, когда руки ломит от желания обнять его за шею. Даже если сейчас мой герцог не совсем в своем уме. — Потому что ты сам меня отдал.

— Глупая, глупая маленькая монашенка. — Он немного смещает ладонь, и с нажимом кладет большой палец мне на нижнюю губу, заставляя рот еще немного приоткрыться. — Да гори оно все пропадом, Тиль, я хочу тебя…

Его губы жадно, раскаленным клеймом накрывают мой рот.

Глава сороковая: Сиротка

Меня никто никогда не целовал, и до этого дня все, что я знала о поцелуях, было прочитано мной в книгах. И иногда я слышала, как об этом рассказывали больные и раненные, которых привозили в монастырь.

Я представляла поцелуи… другими.

Но этот просто лишает меня воли.

Я едва ли могу дышать, потому что губы Нокса как будто отбирают у меня силу, сопротивление и дыхание. И мне нужно лишь жадно дышать его воздухом и его низким рыком, когда я податливо приоткрываю губы.

Что делать дальше? Я н знаю.

Но возмущение и стыд захлестывают меня, когда притрагивается к моей губе языком, одновременно сильнее притягивая к себе.

Это так… непристойно, светлые боги!

Я хочу закричать, но не могу проронить ни звука, потому что Нокс приподнимает меня над полом, прижимает спиной к стене и крепко прижимается грудью к моей груди, как будто собирается пригвоздить собой испуганную бабочку-капустницу.

— Милорд… — слабо сопротивляюсь его напору, едва он разрывает поцелуй. — Что вы… собираетесь сделать?

Его плотоядной улыбкой можно соблазнить весь светлый пантеон, и никто не сможет противиться этим чарам!

— Для начала — преподать тебе пару уроков поцелуев, — даже не скрывает своих намерений герцог.

Ему не нужны руки, чтобы удерживать меня «распятой» на стене, поэтому когда его ладони оказываются у меня на плечах, я еще не понимаю, что последует дальше. Поэтому, когда он резко рвет ткань с плеч, я лишь задыхаюсь от холодного воздуха, который прикасается к обнаженной коже.

Нужно остановить Нокса, боги!

Это же… так…

Его темноволосая голова утыкается мне в ключицу, губы жадно втягивают кожу в рот, прикусывая так сильно, что я невольно запускаю пятерню ему в шевелюру и пытаюсь «оторвать» от себя. Бесполезно, он лишь жестче вдавливает меня в стену.

Его поцелуи скользят вверх по шее, до моего уха, которое Нокс так же жадно прикусывает.

В моей груди рождается тихий удивленный стон.

Это слишком приятно. Мое сопротивление вот-вот выбросит белый флаг, и это будет самая позорно быстро проигранная война в истории мира.

До безумного и непрекращающегося головокружения.

— Посмотри на меня… — Он приказывает, и я могу лишь подчиняться, потому что мое тело или даже что-то внутри меня, тянется к нему, как зачарованное. Так было уже множество раз и, наверное, это моя Тьма, которая нашла себе наставника и… господина.

Я приоткрываю тяжелые веки и темный клубящийся взгляд обжигает с ног до головы.

— Ты принадлежишь мне, Тиль, — говорит Нокс. — Повтори это.

Упрямо мотаю головой. Нет, это же безумие.

— Я не ваша вещь, милорд, — язык заплетается, но каким-то образом мне удается сохранить внятность речи. — И не перчатка, которую вы поносите и стряхнете с руки.

— Упрямая ослица, — рокочет он, и затыкает мои попытки говорить новым поцелуем.

На этот раз так сильно и жестко, что мы стучимся зубами и на губах появляется соленый вкус крови. Он жадно прихватывает зубами мою губу и — боги, спасите мою грешную душу! — посасывает ее, как будто что-то бесконечно вкусное.

Одной рукой медленно тянет разорванное платье по плечам почти до самых локтей.