Чужая игра для Сиротки

После этого короткого разговора я не могу успокоиться, пока не вымою руки и лицо в первом же попавшемся фонтанчике.

Что за мерзкая… особа!

В библиотеке, где я потихоньку прячусь, тихо и спокойно.

И здесь меня точно никто не потревожит.

Мне нужно подумать обо всем, а в последнее время даже собственная комната не кажется безопасным местом.

Хотя, стоит мне убедиться, что в библиотеке никого, как вслед за мной в полуоткрытую дверь просачивается еще одна тень.

Быстро хватаю стоящий на секретере канделябр и, воинственно держа его обеими руками, предупреждаю:

— Я проломлю голову любому, кто попробует ко мне подкрасться!

Тень выходит из полумрака укрытия книжных стеллажей, на всякий случай поднимая руки как сдающийся без боя воин.

Это — Примэль, и у нее очень испуганный вид.

— Матильда, это я, — бормочет дрожащими губами она. — Просто подумала, что нам есть что обсудить.

Несмотря на то, что мой тайный враг оказался всего-навсего приставучей Примэль, не спешу возвращать подсвечник на место. Его тяжесть придает уверенности, что в случае чего — я всегда смогу защитить свою жизнь и честь.

Ну, по меньшей мере, попытаться.

— Прости, я немного нервничаю после всего случившегося, — говорю я, присаживаясь на край старинного кресла в богатой бордовой обивке.

Примэль часто кивает и занимает софу поблизости.

Какое-то время мы обе молчим, и когда я почти готова поторопить ее с разговором, Примэль начинает первой:

— Тебе совсем не страшно… после вчерашнего? Сначала тебя чуть не завалило камнями, а потом эта ужасная смерть бедняжки Риванны. Этот обор уж точно останется в истории самым кровавым.

Она выглядит искренне напуганной.

— Если тебе страшно — наверное, еще не поздно отбыть домой? — говорю первое, что приходит на ум. Примэль единственная в этом замке, кто не боится открыто со мной разговаривать и за одно это стоит быть к ней дружелюбнее. — Уверена, Его Величество поймет.

Девушка закатывает глаза, и достает откуда-то из складок платья маленькую жестяную коробку с леденцами. Предлагает мне угоститься, но я отказываюсь. Видимо, слишком подозрительно быстро, потому что Примэль берет первую же попавшуюся карамельную горошину и отправляет ее в рот.

— Если бы я хотела тебя отравить, — говорит с задорной хищной усмешкой, — я бы лучше подпустила сюда какой-нибудь сонный газ. Никто не травит врагов фруктовой карамелью за грошовую цену. Мой отец считает, что у меня дурной вкус, потому что я люблю сладости деревенских детей, так что приходиться подворовывать их у горничной.

Примэль с громким хрустом разгрызает карамель во рту. И сует в рот следующую горошину.

Я потихоньку беру одну и кладу ее на язык.

В монастыре сладости были под запретом, так что даже такие угощения были в радость.

Вкусно — словно ешь ложками спелую сочную вишню.

— Если бы я сбежала сегодня, — говорит Примэль уже немного напряженным голосом, — то уже завтра стала бы невестой старика. У нас не самый знатный графский род, мои бабка и матушка не были плодовитыми, так что кроме меня и младшей сестры надеяться больше не на кого. А ко мне как раз собирался посвататься барон Фабер. Старший.

Она так выразительно на меня смотрит, как будто ждет, что новость об этом сватовстве произведет на меня какой-то особенный эффект.

Я хорошо знаю дворянство и историю, но фамилия Фабер явно не в первых рядах.

Хотя в голове все же всплывает гравюра изуродованного страшным ожогом мужчины, к тому же еще и одноглазого.

Кажется, он получил эти ожоги в бою в одной из самых первых военных кампаний Эвина Скай-Ринга.

Чтобы как-то проверить правильность своего предположения, как бы между прочим провожу рукой вокруг лица. Примэль огорченно кивает. А когда закрываю один глаз ладонью, ее лицо похоже на скисший помидор.

— У барона только один наследник, так что он рассчитывает, что жена подарит ему еще минимум тройку крепких сыновей, — продолжает жаловаться Примэль, — а ему уже пятьдесят восемь! Я не уверена, что смерть так уж хуже печальной участи тешить его немощное старческое мужское достоинство.

Мы морщимся в унисон, и так же вместе хихикаем.

— Я думаю, — уверенно говорит моя новоиспеченная подруга, — король выберет тебя.

— Думаю, леди Мор этого не допустит — готова поспорить, она уже знает цвет его камзола, чтобы идеально с ним сочетаться.

— Я вообще, а не про танцульки. Ты будешь королевой. — Примэль дает мне еще один леденец и прижимисто прячет коробку обратно в потайной карман. — Ты одна здесь хоть что-то знаешь о том, как устроен этот мир, и как в нем выживать. Ты особенная, Матильда. Не зря же Вероника так бесится на твою породу.

Мы уходим по очереди — сначала она, потом — я.

Слова Примэль не дают покоя.

Я — точно не породистая. Это настоящая герцогиня особенная, не такая как все, а я — выброшенная собственными родителями безродная дворняжка. Мне никогда не стать королевой, и это… неприятно ранит. Как будто придется добровольно отдать то, что принадлежит мне по праву.