Чужая истина. Книга вторая (СИ)

— Зря бурчите, мужички, ничего энти не накличут. — Говорил сутулый дедок. Ещё крепкий, но явно подслеповатый, он поправлял угли обветренными пальцами. — Почти стемнело, а и в полдень, под тучами да за моросью, не видать ничего. Тюкают зря стрелы в частокол, в валы ихние. А то, скорее даже, во грязь, между их валами и нашими. И те также тренькают, больше для себя, чтобы руки занять. Я и сам, когда был помоложе да видел подальше, с пращой хорош был. И сейчас, может, хорош. Только куда оно там прилетает — не ведаю, а ближе идти поглядеть — псы редакарские лають. И чего они только пришли. Столько лет жили спокойно. И не думал уже, что на нас кто вот так грозить может. Лучшее железо, лучшие мастера… Города богатые… красивые. Видали вы Маньяри? — Почти все, конечно, видали. Даже и те, кто был родом из Лониано, Вилбоа или мелких деревенек в том или ином пригороде. Карский полуостров был не так уж велик. — Великие города отстроили наши прадеды, — продолжал дед, ни к кому конкретно не обращаясь, — как могли мы не встать на защиту? И встали. И стоим. — Он поёрзал тощим задом по сыреющему бревну, поясница ныла, колени гудели. — А силы в правоте наберёмся. Как мой брат, старший самый, падлюка, говаривал — дрыном бы крепким, да поперёк хребта иии…

— И-и-и-и! — Взвыл рядом мужик. Он только дождался своей очереди и, получив ручную баллисту, занял позицию, как тут же отпрыгнул назад. Упал на спину. Замолотил пятками по каменистой земле.

Между глазом и носом его торчал арбалетный болт, пущенный неизвестным редакарцем, с уже напитавшимся кровью оперением. Пока вокруг растерянно дёргались, несчастный дёргаться перестал. Затих, издав напоследок громкий звук, будто безуспешно пытаясь срыгнуть. Искажённое лицо уткнулось в каменную крошку, небольшая лужа натекла у головы и ушла сквозь гравий. Только спустя полчаса тело потащили закапывать. Никто не хотел отходить от костра. Стрелять, правда, тоже никто не хотел. От просвета меж камней отстранились, Иоргас разобрал и спрятал своё творение. Нейт молчал, припоминая красоты Маньяри, собственные фруктовые сады, и, почему-то, гниющие в ямах яблоки. Хотелось бежать или забиться в угол, драться или уснуть на несколько дней.

Той же ночью он заступил в караул. Под навесом, из подгнивающих уже дубовых досок, было темно и холодно. Только толстый факел в зажиме коптил, пришепётывая от влаги и слегка разбавляя тьму. Нейт переминался с ноги на ногу, с чавканьем высвобождая сапоги из мешанины глины и соломы. Непрекращающийся дождь густым шорохом заглушал даже близкое здесь море, мелкие капли залетали под навес с порывами ветра, плащ отяжелел и уже не согревал вовсе. Второй караульный, долговязый детина без передних зубов, на секунду выглянул из-под хлипкого дощатого козырька. Повертел головой, бессмысленно вглядываясь в совершенно чёрное небо, чёрные холмы и чёрное море. Вода барабанила по его шлему с зябким звоном, будто по пустому глиняному горшку.

— Хе-ро-тень… — процедил он, старательно выговаривая «р». — Пр-рольёт до утра. А пора на доклад.

Нейт не реагировал, топтался на месте, стараясь нагнать под холодным железом лат хоть немного тепла. Выходить под дождь, на ветер, он не собирался. Карабкаться шагов триста по скользкой тропе, крутому склону, к дежурному капитану… Сам пошлёт кого проверить свои посты, если вдруг проснётся, выпав с койки. А то и как выспится.

— Хочешь — топай сам. Никому не интересно, что мы тут не видели.

— Отправляйся, Лонго. Ты здесь именно для этого. — Долговязый упомянул фаим Нейта, Лонго, намекая, видимо, на невысокую его значимость. Сам он был из семьи богатых моряков в Лониано, много более влиятельного фаима Гриил. — Двигайся быстро, не успеешь толком промокнуть и согреешься.

— Сейчас. — Нейт подумал, что сейчас хорошенько влепит заносчивому ублюдку, проредив и без того дефицитные зубы. — Только просохну чуть после обхода. И поем. И высплюсь.

— Двигай, юнец. — Хмыкнув, долговязый подтолкнул его к выходу. Небрежно, но сильно. Нейт запнулся, чуть не упал. — Под ноги смотри, р-раззява.