Чужая истина. Книга вторая (СИ)

Обвиняемый не выдержал, завопил, забулькал сквозь кровь и слёзы. Замолотил руками и ногами, пытаясь отбиться или сбежать. Снова влетел лицом в брёвна. Потом опять и опять. Так бы он, должно быть, и закончил, если бы не вмешался святоша.

— Да сколько можно, спрашиваю я? — Жрец Лема, старик, с поставленными глиной волосами, не просто вопрошал. Он требовал немедленного ответа, подчёркивая требование крепкой палкой. — Больно? Хорошо, хулиган, значит не забудешь. — Пока здоровяк не отскочил на несколько шагов, жрец успел приложить его ещё несколько раз, по толстой шее, по уху, по руке, которая только что держала за волосы молодого дворянина. — Твоё счастье, что преследовать не стану. Стар. И что командирам не донесу. Добр сегодня. Вы что же это устроили, мужики? Как псы грызётесь, друг друга травите, убить порываетесь. Чему учит Извечный Лем? Чему учит, я тебя спрашиваю?

— Не спешить помирать и не торопить других, — начал было здоровяк, глядя насуплено, — но этот подлюка…

— Он учит, — перебил старик, вскрикнув резко и противно, — возвращать непокорных во чрево его! Возвращать! Слышал? Опусти руки, подними глаза и слушай! Не то будешь зарыт, зарыт под телом убиенного тобой, зарыт здесь же, где недавно грешил. — Вокруг стихли, перестали переговариваться. — Голова, отсечённая добрым топором доброго палача, живет ещё пару мгновений. Недолго, но живёт. Успевает ли осознать ошибки тела — не знаю. Но несчастный, забрасываемый родной землёю, копошащийся на дне ямы, успевает поразительно много. Обдумать, сказать, вспомнить и переосмыслить. — Жрец помолчал, оглядывая парня, лежащего в грязи, без движения. Кровь с расквашенного лица натекла в след от сапога. — Подойди. Скорее. — Подошедший бугай снова получил палкой, на этот раз в бровь. Не пытался закрыться, из лёгкой сечки скатилась капля. — Не забывай, чтобы не пришлось вспоминать. Не рычи, чтобы не вопить. Подними его и тащи к медикам. Пока не помер. А ты что же? Так бы и смотрел?

Нейт вздрогнул, смутился под колючим взглядом жреца.

— Я просто замёрз, — выдал он невпопад, не думая, — растерялся. Не ругай, мудрый саггио.

Старик глянул тяжело, раздражённо. И отправился следом за здоровяком, несущим на руках того, кого минуту назад сам же чуть не убил. С другой стороны, из-за брёвен, робко выглянул Иоргас. Почёсываясь, выбирая из-под лоснящегося капюшона вшей, он вопросительно дёрнул головой.

— Что? — У Нейта немного гудело в ушах. В мысли лезли могилы, рычащие псы, вопящие люди. Всё это странным образом перемешивалось и вот уже мелкая злобная собачонка будто бы что-то кричала на него со дна ямы. — А-а… ушёл он, пожурил и ушёл. Где ты взял этот мерзкий чепчик?

— Трофей. — Лаконично ответил Иоргас, чуть поднимая голову над штабелем брёвен. Сейчас он напоминал телёнка, прячущегося за низкой изгородью. — Старый как завопит… Страшен во гневе. Да и ночью тут вышел на него, в свете факела, волосы иглами, рогами стоят. Я аж отскочил, а там… — он завертел рукой, подбирая слова. Не найдясь, показал пальцем куда-то в районе ягодицы.

— Обосрался?

— Сам ты! А там, говорю, жреца вашего лошадь. Как она там? Ушастая, злая, орёт хуже старого.

— А-а, понятно. Мул это. Укусил?

— Ещё как. — Он плаксиво поморщился. — Моя б воля — изжарил. Пока мул сам не околел. Но жрец, конечно, не разрешит?

— Не разрешит, — подтвердил Нейт, немного даже умиляясь надежде в голосе товарища. — Так где ты затрофеил этот лоскут просаленный? Выглядишь, как проститутка обритая. Своих вошек не хватало?

— Не понимаю. — Иоргас вежливо отвечал на смешки улыбкой, но действительно — не понимал. Робко трогая свой диковинный головной убор, он то расправлял, то топорщил растрёпанные оборки и висящие крысиными хвостами завязки. — Так в уши не дует. И у шеи подвязать можно. Холодно у вас.

— Да, согласен. Выбрось. Я тебе свой подшлемник старый отдам, нормальный, стёганый. Хоть поношен, но всё почище этого… эм… капора. И не так в глаза бросаться будешь. А то уж сколько здесь, все одной грязью по уши, а всё из общего ряда выбиваешься. Видно, что не наш.

— Так ведь не ваш. — Подтвердил уверенно бугай. Стянул головной убор, шлёпнул пару раз по бедру, вроде бы что-то вытряхивая. — Многое по-другому. Что понятно. Но понять удаётся не всё. У нас вот, к примеру, так нельзя. — Он постучал пальцем по побуревшему уже торцу бревна. — С благородными бьются благородные. Не иначе. А если нет… — тут он поднял брови, кивнул, — а, ну кое-что походит. В Долине тоже живьём зарыть могут. Или жгут. И топят. От поры зависит.

— Ты ж видел, что не всегда так было. Так легко. Такой бардак. И говорили не раз, наша знать — выродилась что ли. А может нет, может даже и образумилась, припустилась. Решают фаимы, кто и как заработал. Изобилие и богатство к имени тянутся, но намертво не липнут. Успех прошлых поколений могут спустить последующие. И наоборот. Пошли уже… куда-нибудь.