Чужая колея

– Надо Артему позвонить, они наверняка вместе, – предложила Светлана.

– Позвони, – согласился Павел. – Заодно узнаем, где сам Артем. Только про Рому не говори пока ничего, сначала съездим в больницу, послушаем, что там скажут.

Он сходил на кухню, принес большой фужер, плеснул в него коньяка из стоящей на журнальном столике бутылки, поднес Лене.

– Выпей, давай. Тебе сейчас не помешает, может, в себя придешь.

Из короткого и сбивчивого разговора с сыном Света поняла, что братья по обыкновению «зависают» у кого-то из друзей, гулянка в самом разгаре, оба уже сильно нетрезвые, и еще не решили, будут ли вообще разъезжаться сегодня по домам.

– Пусть гуляют. Пока. – раздраженно проворчал Павел. – А нам, пожалуй, тут больше делать нечего, надо в больницу ехать.

Осушив бокал легко, словно выпив остывший чай, Лена трясущимися руками поставила его на место и вновь взялась за мокрый от слез платок.

По-настоящему поразило Пашу не то, что случилось с Романом, – он знал, что это рано или поздно произойдет, много раз пытался поговорить с братом, но все попытки неизменно нарывались на холодное отчуждение в стиле «моя жизнь – это только моя жизнь, и я сам в ней разберусь», – а то, как давно Рома стал подсаживаться на наркоту. После поминок Марка, где он застал брата нюхающим кокаин, Паша еще надеялся, что все не так безнадежно – в конце концов, некоторые его знакомые из числа бизнес-партнеров вполне осознанно позволяли себе «иногда побаловаться коксом или курнуть травки», при этом их никак нельзя было назвать кончеными наркошами. Но отрывочная информация, приходящая из Роминой семьи в основном через Дениса, быстро развеяла эти надежды. Судя по всему, от кокса и дури Роман постепенно перешел на более тяжелые наркотики, наверняка неоднократно пытался завязать, и неизменная в таких случаях ломка делала его невменяемым – Павел знал, что как минимум дважды Лена сбегала от взбесившегося мужа, а Денис все чаще предпочитал оставаться ночевать у Артема.

– Лена, послушай меня, – Паша постарался придать голосу соответствующую ситуации мягкость, но злость, которую он испытывал сейчас по отношению к себе, невольно прорывалась в обращенных к Лене словах. – Мы со Светой сейчас едем в больницу, все там узнаем, может, купить чего надо – порешаем все, я тебе оттуда позвоню. Поняла? Как только что-то узнаем – сразу позвоню.

Лена подняла на него глаза, в которых он не увидел ни скорби, ни беспокойства – лишь растерянность, словно у маленького ребенка, не понимающего, что он сделал не так и чем вызвал недовольство взрослых, и неуверенно кивнула.

Уже выходя вслед за Светой из комнаты, он замер, услышав голос Лены, в котором удивительным образом вдруг исчезла слезливая дрожь.

– Паша! Паша, подожди.

Он обернулся, и она, не выдержав его взгляда, опустила глаза, уставившись себе под ноги и крепко, до белизны в пальцах сжав сцепленные руки.

– Я спросить хотела. Если он… если Рома… то я как же?.. Как со всем этим? – она сделала движение рукой, как бы обводя всю богатую обстановку просторной гостиной. – А фирма как же? Паша, ты мне поможешь?

«Она его уже похоронила, – понял Паша, и эта мысль вызвала в нем новый приступ отвращения. – Похоронила легко, поплакала часок – и будет. А теперь ее волнуют Ромины деньги, Ромин бизнес, она уже строит планы на новую жизнь, и ей нужны советчики, чтобы не просрать все, что осталось от мужа, и продолжать свое беззаботное овощное существование. Теперь, пожалуй, ей даже станет комфортней – Рома, за которого она вышла из-за денег, больше не будет напрягать ее своими жесткими требованиями и наркотическими проблемами, нарушая сытый покой безбедной жизни».

– Посмотрим, – буркнул Паша, поворачиваясь к двери. – Может, никакой помощи и не понадобится. Я в больницу, ты, кстати, не хочешь тоже съездить, послушать, что врачи скажут?

Он ждал ответа, замерев на пороге и даже не обернувшись.

– Я… я не могу. Я там не выдержу. Мне плохо, я устала, – неуверенно пробормотала она.

– Понятно. Тогда жди моего звонка.

Несколько минут ехали молча, Света сидела, упершись затылком в подголовник, и безучастно смотрела на освещаемый фарами асфальт дороги.

– Не вини себя, – вдруг произнесла она уверенным голосом, словно озвучивая родившуюся в долгих раздумьях мысль. – Ты сделал все, что мог. Остановить его было уже невозможно.