Но бездымный порох получить сложнее. Нужны кислоты, спирт, вата… Много чего надо, что тут получить крайне сложно. Динамит выглядит проще. Надо всего лишь пропитать какую‑то землю нитроглицерином… Вроде бы эту землю можно найти на дне каждого пруда*. Ага, а как же получить сам нитроглицерин? Если с железом я ещё кое‑как понимаю, то с химией я вообще не в ладах! Даже в школе она мне никогда не нравилась, химоза наша уж больно стерва была.
* — Диатомит, он же кильзегур, она же инфузорная земля и горная мука. Осадочная порода, состоящая из останков водорослей в смеси с глинистым и кремнистым материалом. Находят и в самом деле. Пористая порода, довольно рыхлая. Пропитывая диатомит нитроглицерином, Альфред Нобель в 1864 году изготовил первый динамит. Существует легенда, что данное открытие Нобель совершил случайно, когда увидел, как растекшийся нитроглицерин пропитал кусок кильзегура. Сам Нобель такую легенду опровергал.
И что же делать‑то?
Как это "что делать?" Профессор Иванов говорил как‑то, что именно должен сделать толковый инженер, когда не может самостоятельно найти решение. Найти уже решение готовое, и его использовать. Нет, ну а что? Денег у меня есть. Найти студента — химика хорошего, приплатить ему, чтобы разработал процесс. Ну да. Процесс. Вот это самое нужное решение, как мне кажется. Риск, конечно же, есть. Потому как уверен я просто, что в любом химическом ВУЗе есть милицейское наблюдение, которое следит за тем, чтобы студенты и преподаватели мирно себе учились, а не бодяжили гексоген и не строили перегонные кубы для героина. К примеру, землю нитроглицерином не пропитывали.
Надо бы потрясти своих знакомых. Химического факультета у меня в институте нету, но вроде бы Мишка что‑то такое говорил… Проспится, надо будет его напрячь. Все полезнее, чем водку жрать на дежурстве.
Пока думал, не заметил, как добрался до тех городских ворот, через которые жители Мойки попадали в лагерь. Вокруг стояли гвардейцы и стражники вперемешку, рядом с ними курсировали ополченцы. Мастеровые, в разношерстных доспехах и так же разношерстно вооруженные, курсировали за оцеплением.
Это я тоже придумал.
Ну да, мастеровые и прочие горожане уже имели не один зуб, а целую вставную челюсть на жителей Мойки. И вполне могли допустить самосуд. А вот стража и гвардейцы могли иметь какие‑то завязки и соблазниться на парочку золотых… Одни не давали другим пропустить за оцепление, а вторые не давали первым перебить всех местных бомжей под корень.
"Разделяй и властвуй".
Вдоль меня двигалась живая очередь.
Один за другим, оборванцев выводили через ворота и вталкивали в лагерь. И сразу же почти насильно вручали пожрать. Горсти рассыпчатой каши на листах лопуха, хлеб, видны и кувшины с вином. Были и вертела с птицей, целиком зажаренными глухарями. Кое‑кто не верил, держал вертел как шпагу, и глядел по сторонам с опасением.
На моих глазах произошла небольшая драка. Завладев целиком вертелом, один доходяга вцепился зубами в мясо не хуже иного бультерьера. Рядом с ним возник другой, рванул на себя шампур, первый доходяга не отдал, вмиг завязалась драка, так же мгновенно и прекратившаяся. Оказавшийся поблизости десятник пограничников облил обеих водой из ведра, драка прекратилась, доходяги разошлись.
— Что как не под Солнцем родился? — Покачал головой пограничник. — Али не знаешь, что после голоду жрать нельзя много? Давай, взял чуть и пойди дальше, давай…
Я только головой покачал. Вот об этом я не подумал. Как бы не перемерли самые жадные‑то!
Чуть дальше размещали под навесами. Ни на чем хорошем я решил не заморачиваться, пусть пока что так посидят. Не долго, конечно же. А уж потом… Уж потом решать будем, что с ними дальше делать.
— Эй, что такое? Вот эти двое тут уже точно один раз проходили… — И громче добавил. — Эй, бродяги! Вы пузом‑то не лопнете?
Виктор нахмурился, двинул коня, я быстро придержал его.
— Стоп, погоди пока что. Эй, двое! А ну сюда! Держи их!
Ну, не сбежали, конечно же.
Древками копий поближе ко мне подтолкнули двоих. Один худой, другой ещё худее. Два кощея таких, ребра пересчитать можно. Замотаны в тряпки. Как это "замотаны"? Вот читал раньше, что в тряпки заматывались, а теперь понял. Одежда‑то на них одета не первой свежести, и изнашивается к тому же. Новую купить не на что. И потому рубашка, скажем, носится до последней нитки, потом поверх неё надевается ещё одна, а полы старой обматываются вокруг пояса, скажем. Дополнительное утепление. Почти так же и со штанами, и с портянками на ногах… И получается вот такие вот грязные тряпки, которые вокруг человека обмотаны. Волосы в колтун свалялись — немытые, стриженные кое‑как. Ну это уже понятно… Язвы, царапины и прочее — вроде бы нету, грязнющие и худющие. И воняют, конечно же.
— Ну и вид у вас, горожане. — Сказал я. — Что не стрижетесь, не моетесь? Море ж рядом?
Молчат.
— Отвечать! — Крикнул гвардеец.
— Так а не к чему нам, Ваше Величество. — Ответил тот, который потолще. — Вдруг завтра помрём, так в Светлых чертогах все равно чисты будем телом и сердцем аки младенцы.