Чужая корона

Правда, после того, как я одного из них задушил, они немного присмирели, и я обрел некоторое облегчение. Да и времени тогда уже прошло достаточно. Приближалась зима, по моим расчетам отец уже должен был получить мое письмо. Я подолгу лежал с закрытыми глазами и представлял себе, как вот прибывает к нам посыльный, как отец берет письмо, читает, лицо его наливается кровью, он в ярости швыряет письмо, хватается за саблю… Нет, не хватается, потому что понимает, что посыльный здесь ни при чем, он же из наших, из зыбчицких… Хотя скорее всего посыльный, зная крутой нрав моего отца, не станет являться прямо к нему, а передаст письмо Якубу, нашему каштеляну. Якуб прочтет письмо и крепко задумается, встанет, начнет ходить из угла в угол, потом остановится, посмотрит на посыльного и скажет…

Но тут кричит павлин, и видение исчезает. Я открываю глаза и вижу: я в клетке, в Златоградье. А дошло мое письмо или нет, это еще как сказать. Ведь его будут посылать кружным путем, дорога длинная и неспокойная, так что вполне может случиться такое, что посыльного по дороге убьют, начнут обыскивать, денег при нем не найдут, а письмо за ненадобностью выбросят.

Вот такие невеселые мысли порой приходили мне в голову.

А поначалу я довольно-таки сносно переносил свое пребывание в клетке. Даже больше того — первых две недели я там просто отдыхал: спал сколько хотел, много ел, дразнил павлинов. Я тогда заметно поправился и посвежел. Это Скиндер-паше явно не понравилось, потому что именно тогда он впервые привел ко мне своих гостей. Они рассматривали меня, как диковинного зверя, а Скиндер-паша им при этом еще что- то объяснял по-златоградски. Гости согласно кивали головами. Я перестал есть, вскочил и гневно сказал:

— Что ты в меня пальцем тычешь?! Я тебе что, конь на продажу?!

Но что Скиндер-паша, ничуть не смутившись, ответил:

— Хороший конь стоит дороже, почтеннейший. Но и за тебя обещана немалая цена. Вот мои гости и дивятся на тебя. Не гневайся.

Я плюнул, сел и снова принялся за еду. Но былого аппетита у меня там больше никогда уже не было. Тем более что тем же вечером касыбы привели во двор великолепного, белого как сахар коня. Сперва они водили его взад-вперед перед моей клеткой, потом поили из кринички, потом увели. Пока этот красавец-конь был во дворе, Скиндер-паша стоял на своем балконе и насмешливо поглядывал на меня. Я молчал. А что я мог сказать, когда я и сам безо всякого сомнения отдал бы за того коня не меньше трех сотен дукатов!

Этот конь потом мне часто снился.

Когда Скиндер-паша во второй раз привел ко мне своих гостей, я уже ничего не говорил. Зато Скиндер- паша сказал. Было это так: вначале он по-златоградски беседовал с гостями, а потом вдруг оборотился ко мне со следующими словами:

— Меня очень радует, пан Гюрги, что ты стал намного рассудительней, чем прежде. Это, наверное, в тебе заговорила твоя хорошая порода. Вот только я теперь боюсь, что я поторопился назначать за тебя такой малый выкуп. Так или нет, почтеннейший?

Я промолчал. С той поры молчал и он. Приводил ко мне своих гостей, вел с ними разговоры, а со мной молчал. Я был ему за это очень благодарен.

Наступила зима. Павлинов загнали в курятник. Мне тоже стало холодно. И это меня обрадовало. Я надеялся, что Скиндер-паша, убоявшись за обещанный выкуп, побеспокоится о том, чтобы я не замерз, и переведет меня в какое-нибудь другое место, потеплее и, главное, поукромнее. Но вместо этого он распорядился, чтобы мне выдали толстый ватный халат.

Так что я и дальше оставался в своей клетке. Была она двенадцати шагов в длину и восьми в глубину. Я, бывало, подолгу ходил по ней из угла в угол, а временами подступал к решетке и начинал трясти ее изо всех сил. Тогда касыбы отгоняли меня пиками. Иногда я приходил в такое бешенство, что уже не обращал внимания на пики, поэтому руки мои постоянно были в ранах. Для заживления этих ран мне давали специальную мазь. Мазь мне очень быстро помогала. Скиндер- паша любил наблюдать за тем, как я сражаюсь с касыбами.

Но вскоре ему и этого показалось мало. Тогда он однажды в совершенно неурочное для него время, то есть когда я не обедал, явился ко мне и сказал, что, по его расчетам, скоро прибудут люди с выкупом, дело ведь уже близится к весне, мне нужно будет возвращаться домой, к отцу, а вид у меня совершенно неподходящий для такого радостного путешествия — я ведь ужасно зарос. А посему он, Скиндер-паша, принес мне бритву. С этими словами он передал мне через решетку великолепной выделки и невероятной остроты златоградский кинжал. После чего, с величайшей осторожностью, одним из касыбов мне были переданы и другие принадлежности для бритья.