Чужая мать

В палатке монотонно шуршало, дождь предупреждал, что зарядил до утра. Носа не высунешь... Вера улыбнулась, убирая чашки со столика. Она только что угостила их чаем, на скорую руку, и обещала через два-три дня, съездив в районный центр за продуктами, устроить настоящий пир. Нефедов мысленно благодарил ее. Он пригласил Аркадия Павловича в свою палатку, чтобы не оставлять в одиночестве с воспоминаниями о пропавших удочках. Да еще когда дождь. Вера за чаем пообещала взять гитару у соседей и попеть на пиру, в другой раз. Аркадий Павлович немедленно, вспыхнул:

— Зачем откладывать? Я гитару мигом организую! Как зовут соседей?

— Они сами поют, — сказала Вера. — Слышите?

Сквозь шуршанье дождя улавливались и бреньканье струн, и смех, и поющие голоса.

— Ах, жаль! — взмахнул кулаком Аркадий Павлович и тут же, что называется, загорелся костром.

Этой затее обрадовался один Женька, закричав «ура», но Вера не пустила его за хворостом и для того, чтобы Женька не канючил понапрасну, отдала его куртку на голову Нефедову.

А костер вышел неожиданно удалой, в самом деле трескучий, столько наносили насквозь сухих березовых сучьев, что от треска, поднятого ими, зазвенело в ушах. На свет и треск костра отовсюду повылазил народ, веселились, шутили, что барана бы сюда, шашлычок бы смастерить, подносили новые ветки, оживающие в огне, и Аркадий Павлович довольно повторял:

— Ай да мы!

Сухощавый, верткий, он снял куртку, бросил на траву и стал в своей синей олимпийке с белой каймой под горлом выглядеть еще моложе, но постепенно все разбрелись, попрятались, Вера увела Женьку, и остались у костра, ожидая, пока он померкнет, только дерзкий его разжигатель и Нефедов, полный терпения... Под непрерывный и, казалось, бессмертный шум дождя из палаток, перемешивая мелодии, доносилась разная музыка: старались транзисторы. Языки пламени, робея, перескакивали с места на место, словно бы искали, где скрыться. И возвращались грусть и мысли о неудаче.

Восседающий на пеньке Нефедов поправил плащ на коленях и протяжно, носом, вздохнул, а Аркадий Павлович погрозил ему пальцем:

— Ни в коем случае! Только на отвлеченные темы...

И Нефедов мучительно сморщил лоб, потому что отвлеченных тем не находилось. Наконец он спросил:

— Вы верите в летающие тарелки?

— Допускаю, что инопланетные жители могут прилетать к нам, на Землю, — ответил Аркадий Павлович, подходя к краю соснового навеса и высовывая из-под него руку ладонью вверх, чтобы проверить силу дождя. — А почему бы и нет, если они только имеются в космосе?

— Та-ак... Прилетали! А зачем? Почему в контакт не вступили?

— С кем?

— С нами.

Аркадий Павлович повернулся и задорно спросил:

— Вы останавливались в лесу у муравейника?

— Сегодня. Это интересно!

— А почему никого из обитателей муравейника не пригласили к себе на чашку чая, не вступили в контакт?

Нефедов поерзал на своем пеньке.

— По-вашему, мы для тех, кто прилетает к нам на тарелках, — муравьи?

— Это обидно, конечно, — озорно засмеялся Аркадий Павлович, — но... Цивилизации делают бешеные скачки за десятилетия. А если нас разделяют тысячи лет? Или сотни тысяч? Закурим по одной?

Прикурили от хрупких хворостинок, рассыпающихся на угли, которые быстро одевались пеплом, и Нефедов скучно сказал:

— Муравьи, хотя у нас... кибернетика! Сейчас, например, рождается новое поколение вычислительных машин. Я читал...

— А я с этим связан, — сказал Аркадий Павлович.

— С кибернетикой?

— Применительно к психологии. Машины становятся все умнее!

— Представляете себе, — спросил Нефедов и даже встал от волнения, — целые поколения исключительно умных машин? Одни умницы! Подряд! А у людей в каждом поколении есть свои дураки!

— Встречаются, — засмеялся Аркадий Павлович.

— И жулики!

— И они... — горестно подтвердил обезоруженный рыболов.

— Догнать бы его сразу! — вырвалось у Нефедова. — Как? Пешком по воде? Как Христос?

Они опять помолчали, а транзисторы выбрали из множества разных одну, самую прекрасную, мелодию и будто бы заиграли ее громче. Нефедов выбил из трубочки таблетку и сунул в рот.

— Что это у вас? — заметил Аркадий Павлович.

— Конфетка.

— Забыли! Всё! Навсегда!

— Я домой пойду, — сказал Нефедов, ежась от капель, попадавших ему за воротник.

Аркадий Павлович вскинул палку, которой ворошил пепел.

— Спокойной ночи!

Но спокойной ночи не вышло, потому что впервые в жизни не удалось уснуть ни сразу, ни через час. Нефедов оделся, посидел, послушал, как шумят мембраны палаточных стен, и на цыпочках стал пробираться к выходу.

— Куда? — взметнулся за его спиной шепот Веры.

— Тсс! — ответил он, приложив палец к губам.

Еще не было десяти, музыка, как и дождь, не унималась, и он решил, что обойдет весь лагерь, может быть, наберет пять удочек, вымолит по одной, не в качестве подарка, а купит, и утром вернет их Аркадию Павловичу. И по этому именно случаю Вера устроит пир...

И едва он подумал так и почувствовал крохотное облегчение от этого, как зацепился за какую-то корягу и упал на корни, жерди, ветки, сваленные в кучу у одной палатки, из которой выстреливала белая полоска света.