Чужая мечта

— Спасибо, Макс. Это лучше, чем ничего.

Он сел, достал из внутреннего кармана портсигар, стал бережно укладывать сигарету к сигарете.

— Петрович, — уже давно одна мысль не давала мне покоя, и сейчас я решил её озвучить, — тебя в банке не потеряют?

— Нет, Макс, не потеряют. Я их приучил к своим внезапным отлучкам. Неделю все будет нормально. Потом искать начнут. — Он коротко рассмеялся. — А ещё через пару недель, если не найдут, кинутся делить свалившееся наследство.

Эти слова меня немного удивили.

— Ты собираешься торчать здесь больше двух недель?

— Да что ты, Макс! Нет, конечно! Я бы хоть сейчас отсюда рванул!

— А что мешает?

— Ненавижу оставлять за спиной незавершенные дела. И тебе не советую. Потом только труднее разгребать. Если завершение предприятия не грозит тебе смертью — доведи его до конца. И если грозит, то тоже… лучше до конца.

Мы помолчали, слушая мерное посапывание Белыча.

— Только вот чувство у меня такое, Макс, как будто именно сейчас я занимаюсь тем, что разгребаю давным-давно незавершенное дело. Странно. Что-то вертится в памяти, а что — не могу понять. Ты не знаешь?

— Нет, Петрович. Чужая душа — потемки.

— Верно, потемки, — согласился Корень. — Ладно, давай спать.

Лаборатория. Поход

— Рота, подъем! — Корень стоял над проводником и пихал его под ребра носком ботинка.

Я сел на столе, поеживаясь от пробравшегося к телу холодка. Проверил подвижность руки, почесал бок. Если не считать общей усталости, то чувствовал я себя довольно прилично.

Белыч приходил в себя дольше, а когда вскочил, принялся имитировать интенсивную утреннюю гимнастику. Запала на долго не хватило — уже через пару минут он плюхнулся на стул, и мечтательно протянул:

— Эх, пожрать бы!

— Жрать — дело свинячье, — поправил его я. — Но что-то в желудок закинуть не помешает.

— Лови, проглот, — Корень бросил Белычу банку с тушенкой.

Тушенка оказалась куриной — с приличным количеством дробленых костей, ни при этом достаточно вкусной и необыкновенно сытной.

Через час, полностью экипировавшись для дальней вылазки, проверив по три раза оружие, боеприпасы, фонари, веревку и герметичность фляг с минералкой, мы вышли по намеченному маршруту.

В этот раз решили обойтись без носильщика в моем лице, Петрович побоялся, что в нужный момент не смогу бежать или споткнусь или надорвусь. Груз распределили приблизительно поровну, мне даже достался рюкзак легче остальных двух. Мои ножи мне так и не вернули.

По знакомому пути мы дошли до третьего этажа, не встретив ни зомби, появления которых уже почти не боялись, ни контролера, при упоминании о котором лоб Белыча покрывался холодной испариной, ни собратьев подравшей меня кошечки. Как будто и нет никого — тишина, темнота, спокойствие как на кладбище. Я, конечно, имею в виду нормальное кладбище, а не то, близ Копачей, мимо которого без хорошего проверенного ствола ходить не стоит даже днем.

До самого шестого яруса добрались без приключений, и даже суеверный Корень перестал нашептывать мне в ухо свои бесконечные молитвы — как раз, когда я хотел ему было предложить почитать какую-нибудь «умно-сердечно деятельную молитву», чтобы хоть пару минут послушать окружающие нас шумы. От льющихся сплошным потоком «еси, небеси, Дева премудрая, молись о нас, даруй ми зрети мои прегрешения, очисти ны от всякия скверны…» я к тому времени раскалился добела. Я совсем не против, когда люди во что-то верят, иногда без этого вообще никак, но нельзя же так издеваться над моим ангельским терпением! Даже у настоящих ангелов оно не безгранично! Молитва для Бога или там святым каким, но мои уши здесь вообще не причем!

Дверь шестого этажа преподнесла нам неожиданный сюрприз: Петрович долго тыкал в неё найденным ключом без всякого толка, пока не стало понятно, что дверь просто перекошена и дальнейшие усилия приведут лишь к поломке самого ключа и ни к чему больше.

Белыч с сожалением проводил взглядом очередной кусок шланга, который уже считал своим, но задерживаться у двери не стал.

С каждым разом наши саперно-минерные изыски становились увереннее и быстрее. Последнюю закладку Петрович подорвал уже через восемь минут после начала установки.

Когда в ушах перестало звенеть, мы вернулись к вскрытой двери.

Войдя на шестой этаж, на минуту замерли, прислушиваясь и принюхиваясь к потяжелевшему воздуху глубокого подземелья. Лучи всех трех фонарей по очереди мазнули по стенам, и Белыч вынес вердикт:

— Шлюз.

Перед нами открывался узкий, едва ли больше двух метров в ширину, коридор со стеклянными стенами, перегороженный герметичными дверями. Эти двери, изготовленные из полностью прозрачного пластика — поликарбонат или что-то подобное, лишь самую малость искажали свет, немного его отражали, но в целом сквозь них был хорошо виден следующий участок шлюза, с с двух сторон оснащенный боковыми входами. Стены, слегка выгнутые наружу, почти не позволяли разглядеть, что творится в темноте за ними.

Белыч прислонил фонарь отражателем к правой стене, показал нам, что мы должны выключить свои, чтобы он увидел, что расположено за стенами шлюза.