Чужая месть

Ага, это все-таки не маска — в ней так вытаращиться не получится. С застывшим лицом и буквально вывалившимися из глазниц глазами он начал петь. Ну как петь — не хочу называть отрывистые выкрики лаем, но другой ассоциации у меня не было. Насколько я понял, как и в русском балете, эмоции здесь передаются в основном движениями. Только понять бы, что хотел выразить актер, резко пнув ногой воздух и раз в десять секунд переходя из одной эффектной, по его мнению, позы в другую. Надеюсь, любовь к императору и родине была выражена не в тот момент, когда актер, раскорячившись, присел почти до пола и утробно зарычал. В такой позе удобно делать только одно…

Мое недоумение усилилось с появлением на сцене партнерши главного героя. Ну как партнерши. Без труда можно понять, что это мужик в женском кимоно и с раскрашенным, как у матрешки, лицом. И тут он, в смысле она, запел. Не хочу оскорблять очень древнее искусство, поэтому описание своих дальнейших эмоций просто опущу.

Я осторожно покосился сначала на княжну, потом на графа, но они сохраняли олимпийское спокойствие. А вот остальные гости выражали крайнюю степень восторга. Когда ряженный в женское платье актер взвизгнул пронзительным фальцетом, одна из присутствующих здесь дам смахнула платочком слезинку.

Ну что же, должен констатировать, что я полный профан в высоком китайском искусстве.

Уже посреди моей попытки вогнать себя в какой-то сонный транс дела пошли на лад. Великих, в понимании местной публики, артистов сменили артисточки рангом намного ниже, но именно они спасли меня от дикой тоски. Пять миловидных дамочек, у которых лица оказались не сильно замазаны краской, плавно и грациозно поплыли по импровизированной сцене.

А ничего так, симпатично. Даже мои спутники оживились, да и ко мне вернулся здоровый аппетит. А вот цинская аристократия всем своим видом выразила пренебрежение таким примитивом, и гости начали шуметь, обсуждая свои дела.

Когда девушки выплыли из зала, началась официальная часть банкета. Сначала выступил хозяин и поприветствовал всех гостей, нашу делегацию отдельно и меня в частности. Слова китайца тихо переводил Сергей Хейпинович, присевший на пуфике, но не за столом, а за нашими спинами. От похвалы и снисходительной благодарности императорского кузена меня немного передернуло. Затем начались ответные тосты гостей, в вереницу которых вписался и граф. Говорил он долго и витиевато, но хозяину банкета явно понравилось. Наконец-то всеобщее внимание переместилось с нас на очередного сладкоголосого лизоблюда.

— А мы можем уйти отсюда как-нибудь по-тихому? — решился спросить я у графа, проделав это заговорщицким шепотом.

— Сейчас закончится официальная часть. Думаю, и хозяин, и гости не станут возражать, если вы исчезнете, — в тон мне ответил Антонио.

— А я-то чем им не угодил? — Изрядная доля сарказма в голосе графа вызвала во мне обоснованное негодование.

— Игнацио, вы своим постным лицом во время представления вогнали половину гостей в дикую тоску, а другую заставили желать вам скорой и мучительной смерти. Скоро должна выступать несравненная Ю Минчжу. Эта дама очень чувствительна к реакции аудитории на свое божественное пение. Боюсь, увидев вас, она сначала побьет во дворце всю посуду, а затем удавится в дальней комнате на струне собственного цисяньциня.

Граф говорил все это со скорбным лицом, но его губы дрожали от подавляемого смеха.

Мне даже стало интересно посмотреть на эту Ю Минчжу и узнать, что такое «цисяньцинь», но не доводить же до суицида культурное сокровище Поднебесной ради моего сиюминутного любопытства.

Как и предполагал Антонио, когда гости устали выражать в долгих речах свой восторг перед хозяином пиршества, нам было даровано милостивейшее разрешение удалиться восвояси.

Честно, я даже вздохнул с облегчением, уже предвкушая попойку с графом и, возможно, бурную ночь с княжной.

В посольство возвращались, весело обсуждая мою реакцию на китайское искусство. Граф шутил необидно, а княжна позволила себе небольшую трещинку в маске Снежной королевы и звонко смеялась на шутки супруга. Я порой краснел, но в основном смеялся вместе со всеми. Так что в кои-то веки удалось насладиться почти дружеской компанией, несмотря на весь заоблачный статус собеседников. Выбравшись из паромобиля, я подал руку княжне, за что был награжден легким касанием ладошки к щеке и многообещающим взглядом.

Пожалуй, вечер может вообще выйти чудесным, но Антонио немного подпортил настроение. Он тоже решил посмотреть на меня с игривым вопросом в глазах.

— Не-не-не, ваше сиятельство. Извините, — с дурашливой простоватостью поклонился я. — Как сами сказали, неотесан, груб и не способен оценить утонченные удовольствия. Мне бы по-простому, по-деревенски.

Граф не обиделся, лишь с показной трагичностью вздохнул:

— Инкрещиозо.

— Уже слышал, — с таким же показным сочувствием покивал я и направился в отведенные мне покои, где и буду дожидаться вызова к даме, которая разделяет мои традиционные взгляды на чувственные забавы.