Чужая. На пороге соблазна

«Жив-здоров, значит День группы прошел нормально».

Да нихрена не нормально, Димон!

Нихрена!

Посмотрев на друга и заливающуюся соловьём Лилечку, меня передернуло от количества лапши, которую она вешала своему «любимому и уважаемому» на уши.

Какие у нас интересные лекции и толковые преподы. Какие задания будут на практике и как здорово, что – кто бы сомневался, что этот факт не вывернется наизнанку, – Никита влился в коллектив. Не без приколов, но ребята оценили.

«Особенно ботан, которого я шпыняю, чтобы покапать тебе на мозги, да?» – подумал я, а вслух произнес:

– Дымыч, что-то меня со вчерашнего до сих пор мутит и не отпускает. Я, наверное, до дома.

Поднялся из-за стола, взяв свой поднос с тарелками, и утерся прилетевшей шпилькой Резкой:

– Может, Дима позвонит врачу, и ты съездишь в клинику, Никит? – предложила она. – Дим, позвони, пожалуйста.

«В клинику? Серьезно?! С хера ли заботушка такая проснулась?» – спросил я взглядом у белобрысой стервы.

Глянул на кивнувшего и полезшего за телефоном Димку, а затем перевел взгляд на ядовитую улыбочку на губах Резкой.

– Евгений Иванович и губу тебе посмотрит, – добавила Амели. – Мало ли что.

– Спасибо за заботу, Лиль. Я и сам неплохо справлюсь, – ответил я, глядя в смеющиеся глаза. И едва сдержался, чтобы не озвучить направление, в котором она может идти со своей заботой. – Не беспомощный.

– Никитос, ну чего ты быкуешь, а? – подхватил эту развлекуху Димон. – Ты реально хреново выглядишь. Давай я тебя отвезу? Лиля же не против, что я отскочу. Да, малыш?

От одного слова Резкую передернуло так, словно в нее всадили разряд тока, и я не удержался. Добавил сверху:

– Дымыч, не парься. Возьму карш или вызову такси. И так вам мешаю ворковать, а ты со вчерашнего дня не виделся со своей малышкой.

Упиваясь полыхнувшему раздражению в глазах Резкой, я понес поднос к столу для грязной посуды, опустил его поверх таких же и направился на выход. Всем телом ощущая ненавидящий и прожигающий насквозь взгляд.

Выкуси, Лилечка!

***

Наверное, будь я таким же доверчивым, как Димон, то без раздумий принял бы предложение Резкой и выдохнул с облегчением.

Не нужно быть семь пядей во лбу, чтобы догадаться, о чем говорила Резкая, озвучивая «правило Дня группы».

Секрет за секрет.

Молчание в обмен на молчание.

Прозрачно, понятно и на первый взгляд честно – я не говорю про уличные гонки, она не рассказывает про поцелуй. Но меня коробило и выворачивало наизнанку из-за внезапной щедрости Резкой. Непомерной, ничем не обоснованной и излишне, приторно сладкой. Особенно, после озвученных угроз стереть в пыль. И меня не покидало мерзкое ощущение подставы.

Вроде бы, радуйся, Никитос, пронесло. Держи язык за зубами, и никто ничего не узнает. Но я шарахался по корпусам университета и все гонял параноидальные мысли, что мое молчание покупают. Ровно так же, как отец купил результат экспертизы, чтобы вместо кокаина в подброшенной Маем пакетике оказалась мука.

– Проще заплатить, чем разгребать дерьмо, – сказал тогда папа.

И меня, вспомнившего эту фразу, заклинило.

Папа подкупил кого-то в ментовке.

Чад заплатил за меня залог. После рассчитался за ущерб с владельцем парковки за столб. А все для того, чтобы ко мне не было вопросов у тех, у кого вопросы имелись.

– Никки, деньги предлагают так, чтобы у того, кому их предложили, сразу возникло желание кивнуть и сказать «спасибо».

Бля, это попахивает паранойей, но если Резкая предложила мне откупиться, может ведь быть, что гонки – меньший из ее «секретов»? Верхушка айсберга, под который я невольно копнул?

Окей. Пусть так. Что бы потеряла Лиля-Амели, расскажи она про поцелуй? Нихрена. С моей стороны лишь одни догадки и слова о том, что видел её в компании Мая. Димон потребовал бы доказательства, которых у меня нет. Смысл так «заботиться»? Если только эти доказательства есть, и я не брежу.

Пропустив спешащих по делам студентов, я сел на подоконник и выглянул в окно. Мазнул взглядом по парковке, выискивая среди машин те, что принадлежат каршерингу, и замер, не веря глазам.

Въезжающий на парковку ГТР. Красный.

Лицо водителя с улыбочкой хозяина жизни.

Май.

И Резкая.

Которая подошла к ГТРу.

– Нихуя себе подарок, – протянул я, хлопая по карманам в поисках мобильного. – Блядь, да вы шутите, что ли?

Наведя объектив на парочку «мы друг друга вообще не знаем», я нажал на иконку записи видео и заснял, как Май и Лилечка перекинулись парой фраз, а потом Игнатов сел в тачку и уехал.

– А я-то голову ломаю, с какой радости ты в молчанку решила поиграть, – произнес я, пересмотрев видео, на котором отчетливо были видны и лица, и тачка. – Интересно, как ты объяснишь Димону такое кино, Лилечка? Тайной Дня после дня группы?

***

Весь мир сжался до пределов стола и бегущих по экрану ноутбука строчек кода.

Кривого.

С тупейшими, повторяющимися из раза в раз ошибками, смотря на которые хотелось материться в голос.