Шатенка не ответила. Она молчала, сильнее сжимая собственные плечи. И несмотря на то, что душа лэфы обосновалась в моем земном теле, воспринимать ее внешность, как бывшую мою, все больше не получалось. Ильва казалась мне кем-то вроде потерянной в детстве сестры близнеца. Похожая на меня, да, но… не я.
– Что? Насиловал тоже Брэд? – нарушила затянувшуюся паузу я. Голос отчего-то дрогнул, а пальцы начали нервно постукивать по металлической раме.
– Он называл это обучением и подготовкой к взрослой жизни. – Она, оставив в покое плечи, принялась так яростно теребить свои нарощенные волосы, что я испугалась, как бы не оборвала их к черту. – Говорил, что делает мне огромное одолжение.
– Ур-р-род, – прорычала я, сжимая кулаки от накатившей ненависти к черноволосому лэфу. – Полный урод!
– Он очень сильно меня любил, – продолжая смотреть себе под ноги, сказала Ильва. – Но еще больше любил во мне себя. Мы ведь похожи, очень. – Она медленно подняла голову, и я увидела ее глаза.
В них не было ожидаемых мною слез, и боли там тоже не было. Отрешенный взгляд на грани равнодушия. Холодный, непроницаемый, пустой. Ни былой обиды, ни злости, ни страха в нем. Ильву словно подменили за какие-то пару секунд на… бездушную куклу, неспособную на эмоции.
И почему-то подумалось, что именно такой она была раньше, когда жила в Миригоре. Это амплуа стало ее защитным «панцирем», личной находкой, попыткой приспособиться к ситуации, спрятавшись от ужасов собственной жизни за стеной безразличия и покорности. Молчаливая тень, безропотно выполнявшая приказы подонка отца, живой робот, за пустым взглядом которого пряталась измученная душа несчастного ребенка. Ребенка! Ведь ей всего-то было…
– Сколько тебе было лет? – спросила я подругу по обмену. – Когда он начал… – договорить не смогла – помешал ком, вставший в горле, но Ильва и так все поняла.
– Шестнадцать, – спокойно проговорила она. – Первый раз это случилось в шестнадцать. После того как отец чуть не проиграл меня в ристис одному меченому уроду. – Я поморщилась от подобного определения норда. Хотя, если речь шла о Керр-сае, а, скорее всего, так оно и было, с мнением собеседницы имело смысл согласиться. – Надеюсь, ты выбралась из Стортхэма? – неожиданно проявила беспокойство о моей судьбе Ильва.
– Вот еще, – нахмурилась я. – Выбралась и вернулась. Меня там не обижали… почти.
– Ты что?! Сейчас у нордов?! – И опять в глазах ужас. Маска отрешенности разлетелась на невидимые куски, позволив проступить истинным чувствам девушки. Ярким, живым… негативным чувствам. Да что за дела-то, а?!
– Да, я у нордов, – стараясь говорить как можно спокойнее, ответила ей. – Не понимаю твоей реакции. Они хорошие лю… лэфы. Защитили меня, помогли адаптироваться, и вообще…
– Но они же уроды, Лера! Одержимые чудовища!
– А мы с тобой кто тогда?! – возмутилась я. – Не одержимые? У меня на копчике метка, кстати. Штрихкод из десяти тонких палочек. А у тебя?
– На плече, – глухо отозвалась Ильва, слегка озадаченная моим сравнением.
– Вот! – нравоучительно подняв указательный палец, сказала ей я. – Ты теперь тоже меченая, значит. Так что не стоит говорить гадости про таких же, как мы, Иль.
– Но они же страшные, – растеряв весь свой запал, прошептала шатенка.
– На вкус и цвет, – пожала плечами я. – По мне, так некоторые очень даже ничего. – И улыбнулась, вспомнив этих самых некоторых. – Но хватит о них! Давай вернемся к твоему прошлому, пока нас господа фирсы не разъединили. Значит, клеймо поставил Брэд, угу… при его связях добыть форму он вполне мог. Но… зачем? – Я вопросительно уставилась на собеседницу из земного зазеркалья.
Та тоже пожала плечами, а потом предположила:
– Чтобы не отдавать меня замуж за младшего дана? Такие важные особы на шлюхах не женятся. Им благородных лэфири подавай: молодых и невинных, – немного обиженно добавила она. – Дан видел меня еще девочкой и уже тогда хотел оставить у себя в качестве невесты. Но папа настоял на том, чтобы свадьба состоялась в день моего совершеннолетия, а до этого времени я должна была жить дома и блюсти свою честь.
– Честь, – эхом повторила я. – Вот же с-с-скотина! То есть он сам не сдержал данное дану обещание. И, чтобы не ссориться с другом, решил замаскировать таким образом результаты своих… своей…
– Он просто слишком меня любил, чтобы отпустить, – перебила Ильва. И прозвучало это как-то… с гордостью, что ли.
Я удивленно вскинула бровь, но вдаваться в подробности ее отношения к педофилу папаше не стала. А то мало ли в психологии случаев, когда жертва начинала испытывать привязанность к своему мучителю. Вдруг эта девочка, которая сейчас живет моей прошлой жизнью, – одна из таких?