Чужая невеста

Позапрошлую ночь он почти не спал. Прошлую ночь почти не спал. Этой ночью не спит… Встреча на самом высоком уровне продлилась почти до двух часов, не считая последующей колготы с устройством гостей в новом доме Лесковых, потому что старый дом деда и бабки Оксаны был и для них одних тесноват. Вот где Ксюшка прожила тот год. Вот, наверное, почему лелеет она мечту о новом доме для стариков. Да еще такой дом рядом… Алексей купил его у какого-то коммерсанта. Дом был немного не достроен, не отделан еще, но сразу понравился Алексею качеством строительства и замечательно удобной планировкой. И сад вокруг дома сумели не погубить. Коммерсант задумывал себе загородную резиденцию, да не то прогорел, не то с женой развелся и имущество принялся делить. В общем, его резиденция обошлась Алексею сравнительно недорого. Не считая того, что потом он два года своими руками доводил все до ума, разрываясь между домом родителей и своей фермой. И как это, правда, они с Ксюшкой за это время ни разу не встретились? Интересно, что было бы, если бы он здесь, где-нибудь в саду, где-нибудь в поле, увидел соседскую девчонку Ксюшку? А она увидела бы его… Он бы, наверное, что-нибудь строгал, пилил, копал или красил. А она бы ловила ужа. Ужей здесь пропасть… И было бы все то же самое. Нет, не то же. Она не была бы невестой Марка. А может, даже и миллионы эти не выиграла бы.

Да что же это такое? Он уже черт знает сколько суток не спит… Если и сейчас не выспится — завтра будет вареный, как с перепою, а ведь он хотел Ксюшке свой дом показать. Конечно, не такой большой, как этот, но зато в сто раз интересней… Интересно, понравится его дом Ксюшке? И лошадь по имени Кобыла. И собаки — четыре его и сто тысяч приблудных. И кошка. И котята. И пчелы. И сад. И гамак в том саду…

Алексей проснулся оттого, что Ксюшка настойчиво спрашивала:

— Ты чего смеешься? Эй, ты чего все время смеешься?

Алексей открыл глаза и увидел Ксюшку — лохматую, румяную, в старом выгоревшем ситцевом сарафане, склонившуюся над ним.

— Это сон, — сказал Алексей и, улыбаясь, опять закрыл глаза.

— Какой сон? — Ксюшка ухватила его за уши маленькими прохладными ладонями и сильно потерла, будто уши у него были обморожены.

Алексей тут же уцепился за ее руки, повернувшись на бок, прижал своей щекой одну ее ладошку, а другую положил себе на шею, придерживая сильными шершавыми пальцами. И опять тихонько засмеялся. Хороший сон.

— Он все время во сне смеется, — сказала Ксюшка, пытаясь опять добраться до его ушей. — Интересно, что ему такое снится? Не хочет просыпаться… Зинаида Семеновна, может, его водичкой, а? Холодненькой…

— Во сне смеется? — услышал Алексей растерянный голос матери. — И… давно это с ним?

— Не знаю… — Ксюшка опять потерла его уши и вцепилась в волосы. — Когда сюда ехали, он в машине спал, а сам смеялся. И теперь вот… Леший, эй, просыпайся! Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало… Уже давно встало, а ты все спишь. Вот мы тебя водичкой сейчас…

— Я протестую, — сказал Алексей, не открывая глаз и пытаясь опять засунуть Ксюшкину ладонь себе под щеку. — Это насилие над моей личностью. Нарушение прав человека на полноценный отдых. Беспрецедентный беспредел, переходящий в беспредельное бессердечие…

Ксюшка засмеялась и дернула его за волосы, Зинаида Семеновна буркнула что-то в том смысле, что брехать — не пахать, Алексей перевернулся на спину и открыл глаза. Солнце вовсю лупило в окно, пронизывая шторы, и в его чуть приглушенных легкой светлой тканью лучах у постели Алексея стояли две самые близкие ему женщины. Его мать и чужая невеста.

— Половина десятого! — возмущенно сказала Ксюшка. — Ты же обещал свой дом показать! Мы уже и завтракали, и на пруд ходили, и картошку окучивали… Я за тобой пришла, а ты спишь! Зинаида Семеновна говорит — час тебя добудиться не может. Летаргия, что ли?

— Да, — согласился Алексей, прикрывая глаза и из-под ресниц рассматривая яркие Ксюшкины губы. Совершенно детская мимика. С таким же выражением лица она отчитывала пойманного в пионовых кустах ужа. А мать хоть и улыбалась, но посматривала очень внимательно — то на него, то на нее. Мать, наверное, еще вчера все заметила и поняла. Все всё замечают и понимают. Все, кроме Ксюшки. Алексей закинул руки за голову и задумчиво уставился в потолок. — Да, летаргия. Скорей всего. Вскрытие покажет. Ничего страшного. Летаргия — это вам не аллергия. И не лепра, и не этот, как его…

— Склероз, — подсказала Зинаида Семеновна. — Давно я тебя не порола, вот в чем беда. Вставай сейчас же, люди ждут. Я вареников наварила, с земляникой. Остыли уже. Пойдем, Ксюш, я тебе козленка покажу. Вчера родился. Хоро-о-ош! Прямо игрушечка.

Они вышли, а Алексей еще минутку лежал неподвижно, улыбаясь и прислушиваясь к их удаляющимся голосам. Господи, как хорошо-то… Господи, что же ему делать?