Чужая осень (сборник)

— Кофе хочешь? — спросила меня девочка — игрушка, довольная уже тем, что хоть кто-то заглянул сюда, в этот холодный подвал, набитый принадлежащими вечности сокровищами. Горбунов не любит, чтобы Марина лишний раз выходила на улицу: то ли привычки свои прививает, то ли просто боится, что без мужского внимания такая лялька не останется. И в самом деле, сколько доводилось видеть: катят в машинах солидняки со студентками и школьницами, что во внучки им годятся. Так и Марина к ним подсесть может, запросто, чтобы обстановку сменить, ей плата за любовь ни к чему, Веня никогда крохобором не был, но с ним человек в манекен превратиться может, это я по себе испытал.

— Хочу, Марина, у меня почему-то никогда не хватает сил отказаться от этого напитка. А где наш славный Дон Кихот со своими Буцефало-Росинантами?

— Я хотела тебя спросить, — Марина пропускает этот вопрос мимо своих маленьких ушей с бриллиантовыми вкраплениями, — отчего ты постоянно сыпешь словами? Смысла никакого. То же самое можно сказать просто. По-человечески.

Ого, чудо наше с шестимесячной завивкой стало провокационные вопросы задавать. Сказать тебе всю правду, все что думаю? Этого еще не хватало.

— Видишь ли, девочка, жизнь нужно воспринимать иронически. Тогда она становится гораздо легче.

— Что, так тяжело тебе живется? — насмешливо спрашивает она, наливая кофе в крохотную фарфоровую посудину, изготовленную, судя по декоративности и пурпуровой краске, на заводе братьев Корниловых. А девочка непроста. Видимо, привык я к ней, да и к женщинам всегда легкомысленно относился.

— А кому сейчас легко, Марина? — отвечаю вполне серьезно. — Иногда так устаешь, что заснуть не можешь.

— Зачем тебе все это? Зарабатывать можно и по-другому…

Что-то за тобой, детка, я никогда не замечал трудового энтузиазма. Может, именно поэтому тебе хочется заразить им других? А дело у меня неплохое. Искусство, известно кому принадлежит — народу. Однако, те дозированные порции псевдоподобных ценностей, которые получает наш народ, меня явно не устраивают. Вот в фильме о фиалке с Монмартра как образец вершины юмора, министр кавалерии становится министром изящных искусств. Кино, что называется, жизненное: в Южноморске одним из театров руководил бывший начальник тюрьмы. Символика мрачная, но наглядно подтверждающая, кто у нас командует искусством. В такой ситуации лишь остается совмещать приятное с полезным, приобщаться к подлинному искусству и получать от этого материальное удовлетворение. Поэтому я собираю, всю стену иконами завесил, есть неплохие полотна. Мало ли на свете коллекционеров? Вон многозвездный наш маршал Брежнев, к примеру, все награды собрал, кроме ордена «Мать-героиня». Только умер, как тут же вышел Указ, запрещающий коллекционировать современные отечественные награды. Так что коллекция покойного пока вне конкуренции. Ничего, другие собирают по-прежнему, им Указ не в указ, особенно в связи с шестидесятилетием и за плодотворную работу. И даже самый главный мент страны Щелоков — тоже коллекционер. Взяли Марата с сомнительным поличняком, дело склеили, изъяли всю коллекцию — и прямиком ее на дом к министру внутренних дел. Тот, правда, совесть проявил: отдал все малоценное в Оружейную палату. Остальное оставил себе. Так что, девочка, если наши кормчие, ведущие народ по пути благополучия, поголовно собиратели: кто полотна, кто бриллианты, кто звания, кто просто бабки, то почему бы мне не следовать их личному примеру? Ты, наверное, и Венькину работу не очень уважаешь, хотя благодаря ей неплохо живешь. А твой почти благоверный когда-то в два счета доказал мне, что главное в нашей жизни — деньги. Я тогда со спортом расплевывался окончательно, а что дальше делать? Ни кола, ни двора, в одной комнате с мамой. Человеку нужно многое. И желательно не в том возрасте, когда от могилы его отделяют несколько шагов. Что я должен был всю жизнь горбить и где-то ближе к заслуженной пенсии тачку покупать, если вообще такая возможность представится? Или десятилетиями стоять в очереди на квартиру — а пока где жить? Снимать ее — никакой зарплаты на жизнь не хватит. Разве честным трудом все это заработаешь в мои-то годы? Я ведь не академик, не герой, не мореплаватель, не сын какой-то шишки. Люди работают, чтобы жить или живут, чтобы работать? То-то же. И я стал трудиться на твоего Веньку. Откровенно говоря, на все хватало — и на машину, и на квартиру, и на девочек. Поэтому не нужно мне читать морали, я и так политически грамотный, это даже во всех моих характеристиках сказано. Но при этом никогда не забываю: самое хорошее о человеке говорят в день его похорон.

Когда я только начинал работать в фирме Горбунова, довелось побывать на даче одного ответственного работника, разносящего закусон и водку в кабаке средней руки. Там-то между ним и Венькой состоялась беседа, естественно, проходившая в теплой и дружественной обстановке. Тем не менее мы, боевая гвардия Горбунова, держались не расслабляясь и были готовы в любой момент защитить своего шефа, который явно нарывался на неприятности.