Велигуров-старший не успел как следует нарадоваться на сына, как пришло большое горе. Взяли самого министра госбезопасности Меркулова, у которого Велигуров-старший ходил в любимчиках с давних пор. И было отчего шастать гоголем: при обыске у Меркулова обнаружили столько картин, что даже товарищ Сталин озверел от ярости. И те самые представители ума, чести и совести эпохи, что ограбили Германию уже после собственной страны, сдавали в комиссионки, а то и просто уничтожали ставшими чересчур опасными для их жизней улики в золотых рамах.
На второй день после того, как взяли Меркулова, Васечка сходу осиротел. И хотя его папаша пустил себе пулю в грудь под орден Ленина без посторонней помощи, официально считалось: сердце испытанного чекиста не выдержало совсем по другой причине. По причине того, что не берег его Василий Велигуров, сгорев на своей нелегкой работе от чрезмерной любви к народу, и его светлое имя навеки будет служить символом непримиримой борьбы за лучшую долю всего человечества.
Остался еще один символ — наглядный. Второй Васечка Велигуров, на свой страх и риск не уничтоживший улики, которые они кропотливо собирали с покойным папашей так упорно, что одной кладовки давно не хватало. И правильно сделал. Другие, небось, до конца жизни локти себе кусали. Папа народов, вождь великий поорал и забыл, а они с голым задом остались. Ну, не то чтобы с голым, товарищ Сталин только насчет картин распространялся, о золоте и бриллиантах молчал, но все равно нажитого добра жалко.
А Вася Велигуров, молодой фронтовик, ходил с гордо поднятой головой — символом преемственности поколений, и даже стал трудиться, как в свое время отец, над важными государственными делами, связанными с искусством. Например, учил министров культуры отвечать на провокационные вопросы иностранцев «Есть ли в Москве трофейное искусство?» твердым «Нет!» Хотя при этом в отличие от тех же министров прекрасно знал, где что находится и сколько оно стоит.
Например, куда спрятали коллекцию Франца Кенигса, который сбежал от нацистов в Нидерланды. Работы из этой коллекции в конце концов оказались в Роттердамском музее. Когда немцы оккупировали Нидерланды, они пристали к музею: а не хотите ли вы продать нам эти рисуночки? Музею пришлось уступить коллекцию настойчивым покупателям. Потом, в сорок пятом, коллеги Велигурова и не подумали перекупать собрание Кенигса у немцев, а запросто вывезли его вместе с другим добром. До войны собрание Кенигса насчитывало 2600 рисунков Рембрандта, Тьеполо, Веронезе и других не менее известных художников. В Москву добралась пятая часть коллекции, да и ту Велигуров успел переполовинить для собственных нужд в прекрасном.
А потом партия изменила свое мнение по поводу некогда ей ненужных картинок. И Василий Велигуров стал наживать не только лично для себя, но и для нужд взрастившей его страны то, что так легко и непринужденно разбазаривала по миру компания искусствоведов в форме и штатском, возглавляемая Велигуровым-старшим.
Я раскрыл папку, бегло просмотрел несколько документов и понял: благополучное возвращение с охоты в Южноморск произошло только потому, что предупрежденный Велигуровым Петр Петрович не знал об истинной цели командировки Игоря. Иначе его, а быть может и меня уже не было бы в живых…
6
Велигуров остался профессионалом. Он сходу раскусил независимого журналиста, пытавшегося взять интервью для своей газеты. Тем не менее, вида не подал, а все остальное было делом накатанной десятилетиями техники. Только вот что связывает Велигурова, переведенного в свое время из Москвы в Южноморск с работающим в новых исторических условиях Петром Петровичем?
Я помассировал рукой затылок и более внимательно познакомился с документами, которые, несмотря на некоторые возражения Рябова, обошлись в двадцать тысяч долларов.